Странник - [2]

— Из-за этого Лунного Проекта ты уже боишься собственной тени! Ведь ты мне почти ничего не сказал…

— Я вообще ничего не должен был тебе говорить!

— Тогда о чем мы должны с тобой разговаривать?

Пол вздохнул.

— Послушай, — произнес он. — Я думал, что мы посмотрим затмение, или, может быть, прокатимся…

— Ой-ой, я совсем забыла о затмении! Луна, пожалуй, стала темнее. Оно уже началось?

— Похоже, — ответил Пол. — Впрочем…

— Что будет теперь с Доном? — перебила она его.

— Ничего особенного. Некоторое время там будет темна Вот, пожалуй, и все. Да, еще температура вокруг Лунной базы понизится на двести — двести пятьдесят градусов:

— Ледяное дуновение с седьмого круга ада, а он говорит — вот и все!

— Это не так страшно, как кажется. Видишь ли, днем температура достигает каких-то ста пятидесяти градусов, — начал объяснение Пол.

— Ледяные сибирские ветры в соединении с ужасной жарищей — это для тебя мелочи? А когда я подумаю об этом втором, неизвестном ужасе, надвигающемся из космоса на Луну.

— Перестань! Сейчас же перестань! — улыбка исчезла с лица Пола. — У тебя разыгралось воображение.

— Воображение? Ведь ты сам говорил о тех четырех астрофотографиях, на которых было видно.

— Я ничего тебе не говорил — во всяком случае, ничего такого, что нельзя было бы превратно понять. Нет, Марго. Я не хочу даже думать об этом. И не хочу слушать подобный бред от такой хорошенькой женщины. Пойдем в дом.

— В дом? Когда Дон на Луне? Я буду смотреть на затмение до конца!

— В таком случае, — спокойно предложил Пол, — лучше возьми что-то более теплое, чем эта куртка. Теперь тепло, но ночи в Калифорнии изменчивы.

— А ночи на Луне — нет? Подержи Мяу.

— Зачем? Если ты думаешь, что я возьму кошку в автомобиль…

— Затем, что мне чересчур жарко в этой куртке! На, возьми, и отдай мне Мяу. А почему ты не хочешь, чтобы она поехала с нами? Кот — это тоже человек. Правда, Мяу?

— Нет. Это только красивое животное.

— Не нет, а да. Даже твой великий Хайнлайн, бог Хайнлайн, признает, что коты — это граждане, хоть и второго сорта, но ничем не хуже, скажем, бушменов или феллахов.

— Меня не волнует эта теория, Марго. Попросту у меня нет намерения везти в машине перепуганную кошку.

— Мяу не перепуганная. Она очень хорошо воспитанная барышня.

— А барышень характеризует спокойствие? Посмотри на себя.

— Так ты не возьмешь ее?

— Нет.

Луна, находящаяся на расстоянии каких-то четырехсот тысяч километров от Земли, медленно входила в тень планеты и постепенно изменяла цвет с бледно-золотого на светло-коричневый. Солнце, Земля и Луна выстраивались в одну линию. Это было обычное рядовое затмение Луны, случавшееся уже, наверное, не один миллиард раз. Действительно, ничего особенного, но, однако, из-под уютной перины земной атмосферы по эту сторону Земли, где воцарилась ночь, сотни тысяч людей наблюдали это зрелище.

Почти все другие планеты находились с противоположной стороны Солнца — далеко, словно люди, спрятанные в дальнем конце огромного дома.

Звезды сверкали в темноте, словно холодные бездомные глаза или же сияющие светом окна на противоположном берегу океана.

Земля и Луна сейчас были подобны одинокой паре, греющейся у солнечного костра среди темного леса, простирающегося на тридцать два биллиона километров. Ужасающее одиночество, особенно если учесть, что что-то неведомое движется по лесу, подкрадываясь все ближе и ближе к костру, раздвигает черные ветви космического пространства и заставляет звезды неустойчиво мерцать и вибрировать.

Далеко, в Северной Атлантике, капли морской воды упали на лицо Вольфа Лонера, вырвав его из плена кошмарного сна в самое подходящее время, чтобы высоко на западе через последний рваный просвет между черными тучами он смог увидеть медный щит Луны. Вольф знал, что это из-за затмения Луна как бы прикрыта пеленой дыма, но он все еще был во власти сна, и ему показалось, что она взывает о помощи из горящего дома — Диана в опасности? Однако черные волны и сильный ветер, надувший паруса, через мгновение размыли и стерли из его сознания эту беспокойную картину.

— Психическое равновесие — это ритм, — сказал Лонер сам себе. В радиусе слышимости его голоса не было не единой живой души и, собственно, в радиусе трехсот двадцати километров тоже, поскольку согласно его расчетам именно такое расстояние отделяло его от Бостона в этом одиноком плавании с востока на запад, начатого в Бристоле.

Он проверил трос между гротом и рулем, который удерживал семиметровую яхту на нужном курсе, а затем спиной вперед вполз в кабину, не более широкую, чем гроб, чтобы в ее тепле еще немного вздремнуть.

В пяти тысячах километров к югу от яхты Лонера, «Принц Чарльз» — роскошное трансатлантическое судно с атомными двигателями — следовало, словно плавающий скальный массив, сквозь невидимый туман накладывающихся друг на друга радиоволн по направлению к Джорджтауну в Райане и дальше, к Антильским островам. Под погруженным в темноту куполом несколько пожилых людей, зевающих по причине позднего времени, наблюдали начавшееся затмение. Из центрального танцевального зала доносились приглушенные раскаты неоджазового произведения по мотивам Рихарда Вагнера. Капитан Ситвайз в это время с тревогой подсчитывал по списку пассажиров количество присутствующих на корабле известных бразильских фашистов, из этих молодых и непредсказуемых, отмечая про себя, что, наверное, где-то опять ожидается революция.