Странная жизнь Ивана Осокина - [45]

— Стоит ли жить для этого?

— Это ваше дело. Вы должны решить это для себя. Но помните об одном: если вы возвратитесь столь же слепым, какой вы сейчас, вы будете делать то же самое опять, и повтор всего, что уже было, неизбежен. Вы не избежите колеса: все пойдет так, как и было. Вы спрашиваете меня, что вам делать. Я отвечаю: живите. Это ваш единственный шанс. Если вы хорошо подумаете, то найдете в моих словах все, что вам нужно. Но если вы все же хотите отправиться назад и начать еще раз, я отправлю вас хоть ко дню вашего рождения, если вам нравится. Но предупреждаю вас, что вы придете сюда снова, если сможете. Теперь же — решайте.

Осокин неподвижно сидит в кресле. Они долго молчат.

Сцены и картины его жизни снова проходят перед ним: школа — мама — Париж — Зинаида. Боже, сколько же возможностей у него было — и он потерял одну за другой! И жизнь бурлила, пока, наконец, он не обнаружил себя в узком туннеле, где нет выхода. Но если предположить, что выход действительно существует? Почему все-таки волшебник настаивает на том, что он должен жить? И какой будет смысл в возвращении назад, если он связан с тем, что придет в ту же точку снова, или, может быть, к чему-то даже худшему? Что волшебник под этим подразумевает? Что могло бы быть хуже?

— Когда я поначалу стал понимать, что все повторяется и возвращается, — говорит себе Осокин, — это казалось мне интересным приключением. Однако теперь это пугает меня и, чувствую, я должен сделать все, что возможно, чтобы отложить этот опыт. То приключение, которое манило меня, идет в ином направлении. Каком именно — пока не знаю. Но я должен его найти прежде, чем можно пойти на риск возвращения.

Наконец Осокин поднимает глаза:

— Я буду жить, — говорит он. — Вы правы. Я все еще ничего не могу понять, но на самом деле вижу: начинать все опять — не выход.

Волшебник смотрит на Осокина долгое время, как бы стараясь проникнуть в его ум.

— Теперь, раз вы сказали, что собираетесь жить, — наконец произносит он, — я могу сказать вам еще кое-что. Но прежде хочу спросить вас, думаете ли вы, что вполне знаете вашу Зинаиду?

Осокин бросает на него изумленный взгляд.

— Думаю, что знаю, но что вы имеете в виду?

Старик снова улыбается.

— Если вы знаете ее вполне, то как могли поверить, что она выйдет замуж за Минского?

— Как мог поверить?.. Она сказала, что не будет больше меня ждать. А я не мог ехать. Потом я повстречал Крутицкого, и он мне рассказал…

Осокин останавливается, и неожиданно его пронизывает странное и удивительное чувство надежды, больше, чем надежды: ожидание чуда. Почему, однако, волшебник говорит об этом?

— Я не мог сказать вам это раньше, — продолжает волшебник, — потому что не вправе говорить что-либо такое, что может влиять на ваши решения. Теперь же я могу сказать вам, что сегодня полковник Минский проезжает через Москву по пути в Петербург. За три дня до свадьбы Зинаида разорвала соглашение. А потом, она никогда не намеревалась выйти за него замуж. Только вы не смогли этого понять.

Осокин сидит с растерянным выражением на лице.

— Значит, она не собирается выходить замуж, — говорит он так, будто сам не понимает того, что произносит. — Но тогда почему?..

Он смотрит на волшебника, как если бы видит его в первый раз.

— Но почему вы не сказали мне до этого?

— Потому, что вы никогда не спрашивали. Вы принимали это как факт и пришли ко мне с уже готовым решением. Я не могу спорить, когда решение принято.

Осокин едва слышит, что говорит волшебник.

— Боже, каким идиотом я был! — восклицает он про себя. — Как мог я поверить этому? Конечно, все это нечто иное, как ее обычные действия. Ей нужен был Минский просто для увеселения, только до определенного момента, но не дальше. Конечно, для меня ясно, что она никогда бы не вышла за него. Как же я мог совсем не понимать ее?

Перед ним разворачиваются картины последних нескольких месяцев. Он ясно видит, как он закрылся в своей собственной гордости и упрямстве. Конечно, ему следовало ехать с Зинаидой любой ценой. Теперь, естественно, все будет по-другому.

В его голове начинают громоздиться дюжины планов. Он видит себя в поезде. Стучат колеса. Он на пути в Крым. Он увидит Зинаиду. В конце концов все может быть как-то устроено.

Волшебник заговаривает, но Осокин вначале не слышит.

— Ничего не изменится, — говорит волшебник.

— Что вы имеете в виду, говоря, что ничего не изменится? — спрашивает Осокин. — Все изменилось уже?

Волшебник качает головой и улыбается.

— Мой милый друг, снова вы обманываете себя. Ничего не изменилось. Все в точности так, как было до этого момента, и все будет оставаться таким же. Ничего не могло бы измениться, и ничего не будет меняться. Ветер возвращается на круги своя… Что было, то и будет; что делается, то и делаться будет.

— И ничего не может быть изменено? — спрашивает Осокин.

— Я никогда не говорил, что ничего не может быть изменено. Я сказал, что вы не можете изменить что-либо и что ничего не изменится само по себе. Я уже говорил вам: для того, чтобы изменить что-то, вы прежде должны изменить себя. И это гораздо труднее, чем вы думаете. Это требует постоянного усилия в течение долгого времени и много знаний. Вы не способны на такое усилие, и вы даже не знаете, как начать. Никто не способен на это сам. Люди всегда повторяют одни и те же ошибки. Прежде всего они попросту не знают, что движутся по кругу, а если они услышат об этом, то отказываются верить. Позже, если они начинают видеть все правильно и принимать это, то думают, что это и есть все, что необходимо делать, они становятся полностью убежденными, что теперь они знают все, что им нужно знать, и что они способны все изменить. И мгновенно они находят шарлатанов, которые уверяют их, что все очень просто и легко. Это величайшая из всех иллюзий. На этом пути люди теряют те шансы, которые они уже приобрели многими страданиями, а иногда даже через великие усилия. Вы должны помнить, что человек может знать многие вещи и все же быть неспособным ничего изменить, потому что изменение требует другого знания, а также того, чем вы не обладаете.