Странная жизнь Ивана Осокина - [44]

Он смотрит вопросительно на волшебника.

Волшебник отвечает на его взгляд, тихо смеется и кивает:

— Все уже было раньше, и все можно вернуть, все. Но даже это не поможет.

Осокин чувствует, что дрожит. Что все это означает?

Он пришел к волшебнику с определенной идеей, но теперь она ускользает от него, и он не может выразить ее словами. Он должен вспомнить, что это было, он должен объяснить ее волшебнику. Почему этот глупый страх парализует его?

Он бросает сигару в огонь, поднимается со стула и шагает взад и вперед по комнате.

Старик сидит, наблюдая за ним, кивая головой и улыбаясь. В его взгляде забава и ирония — не ирония несимпатии, но полная понимания, сострадания и сожаления, как будто он хотел бы помочь, но не в силах.

Осокин останавливается перед ним и говорит, как человек в трансе:

— Я должен вернуться. Тогда я все изменю. Я не могу продолжать жить так, как сейчас. Мы делаем абсурдные вещи, потому что мы не знаем, что впереди нас. Если бы мы только знали! Если бы мы только могли видеть немного вперед!

Он ходит взад и вперед по комнате, затем снова останавливается перед волшебником.

— Послушайте, — продолжает он, — разве ваша магия не может этого сделать для меня? Разве вы не можете послать меня назад? Я думал об этом долгое время, а сегодня, когда услышал о Зинаиде, я почувствовал, что это — единственное, что мне осталось. Пошлите меня назад, я все буду делать по-иному. Я буду жить новым образом и я буду подготовлен для встречи Зинаиды, когда придет время. Но я должен помнить все — вы понимаете, я должен сохранить весь свой опыт и знание жизни. Я должен помнить, что я вернулся назад, и не забыть, для чего вернулся…

Он останавливается.

— Боже, что я говорю? Я говорил это же самое тогда.

Он смотрит на волшебника. Старик улыбается и кивает:

— Я могу выполнить вашу просьбу, но в этом нет никакой пользы: это нисколько не будет лучше для вас.

Осокин бросается в кресло и берется руками за голову.

— Скажите мне, — просит он, — это правда, что я уже был здесь с вами прежде?

— Это так, — отвечает волшебник.

— И я просил вас о том же?

— Просили.

— И я снова приду?

— Это не столь определенно. Может, вы и захотите прийти, но, может быть, не будете способны на это. Есть множество сторон у таких проблем, о которых вы все еще ничего не знаете. Вы можете повстречать непредвиденные трудности. Единственное я могу сказать наверное. Обстоятельства могут измениться, но нет и малейшей возможности для сомнения в том, что вы сами придете к тому же решению. Вот в этом не может быть никакой разницы и никакого изменения.

— Но ведь это попросту вращение в колесе! — восклицает Осокин. — Это ловушка!

Старик улыбается:

— Мой милый друг, эта ловушка называется жизнью. Если вы хотите повторить эксперимент снова — я к вашим услугам. Но я предупреждаю вас: вы не измените ничего, вы только можете сделать еще хуже.

— Даже если я буду помнить все?

— Даже если вы будете помнить все. Во-первых, из-за того, что вы не удержите эту память надолго. Это будет чересчур болезненно, и вы сами же захотите отделаться от нее и забыть. И тогда вы забудете. Второе, даже если вы будете помнить, это не поможет вам. Вы будете помнить и все же продолжать делать то же самое.

— Но это ужасно, — говорит Осокин. — Из этого нет выхода?

Нервная дрожь охватывает его так, что опять он не может говорить. В этой мысли — могильный холод. Он чувствует, что это страх неизбежного, страх себя самого — того себя, от которого не скрыться… Он будет тем же, и все будет так же.

В этот момент Осокин понимает, что если он отправится назад таким, какой есть, то все, конечно же, пойдет тем же образом, как и раньше. Он ясно вспоминает те цепочки событий в школе и после, когда все случалось, словно в часовом механизме, словно в машине движение одного колеса заставляет двигаться другое. Но в то же время он чувствует, что не может принять вещи, какими они являются сейчас, не может примириться с потерей Зинаиды и с мыслью, что все — его собственная вина.

Оба, Осокин и волшебник, молчат.

— Что же мне делать тогда? — спрашивает наконец Осокин почти шепотом.

Длинная пауза.

— Мой милый друг, — нарушает тишину волшебник, — это были первые осмысленные слова, которые я услышал от вас с начала нашего знакомства. Вы спрашиваете, что вам делать. Послушайте меня внимательно. То, что я собираюсь сказать вам, говорится человеку только однажды в его жизни. Если человеку не удается понять — его собственная вина: это не повторяется. Вы приходите сюда, вы жалуетесь и вы просите чуда. И я, когда могу делаю то, что вы просите, так как искренне желаю помочь вам. Но из этого ничего не выходит. Теперь попытайтесь понять, почему ничего не выходит и почему я бессилен вам помочь. Поймите, что я могу выполнить лишь ваши желания, лишь то, что вы просите. Я не могу вам дать ничего по моему собственному побуждению. Это — закон. Даже то, что я говорю сейчас, я способен сказать только потому, что вы спросили меня, что вам делать. Если бы вы не спросили, я не мог бы сказать. Я могу добавить кое-что еще: если вы вернетесь сейчас, то все будет так же, как и раньше, или еще хуже. К примеру, вы, может, не встретите меня. Вы должны понять, что возможности имеют предел: ни у кого нет неограниченных возможностей. И никогда неизвестно, использовали ли вы уже свою последнюю возможность. С другой стороны, если вы собираетесь жить дальше, то вполне вероятно что-нибудь изменится, чтобы вы могли начать жить по-другому в следующий раз.