Странная практика - [53]

– Я тут дежурю с трех утра, – сообщил он, не поднимая на нее взгляда, пока не отметил место, на котором остановился. – Ухудшений не было. Он два раза просыпался, просил воды и много бормотал про проклятие, нечестивицу и вечные муки, а потом снова засыпал. Если это именно сон. Беспамятство, сон – не знаю.

Грета подошла и положила руку Ратвену на плечо.

– Спасибо, – сказала она. Спустя секунду он накрыл ее руку своей и адресовал ей улыбку. Улыбка оказалась почти не усталой. Лицо у него было не совсем бесцветным: губы чуть розовели. – Вы меня восхищаете, Ратвен. Спасибо, что приглядели за ним, несмотря…

– Несмотря на все, – договорил он за нее. – Ну… да. Стараешься, конечно. Делаешь, что можешь. Я выходил поесть, после того как вы отключились, так что первым дежурил Фасс, а когда вернулся домой, отправил его спать. Варни, по-моему, не был уверен в том, что посреди ночи не почувствует желания его прикончить, так что благоразумно остался в стороне.

Что-то ее беспокоило.

– А на чем мы все-таки остановились вчера? Я помню разговор о сущностях, которые не принадлежат ни Богу, ни Дьяволу, и как вы пытались объяснять мне и сэру Фрэнсису электронику… безрезультатно.

– Это более или менее все. После того как вы задремали, Фасс немного рассказал мне про свое понимание магии: он говорит, что она работает очень похоже на электромагнетизм. Достаточно похоже, так что имеются… законы и уравнения – вещи, объясняющие ее процессы. При иных обстоятельствах мне бы захотелось узнать об этом побольше. – Он пожал плечами. – Смысл в том, что у физики и магии есть общая территория, а это заставляет меня думать, что, возможно, нечто, превратившее этого беднягу в то, чем он стал, использует выпрямитель и испускаемое им излучение для передачи своей силы. Так, как работает радиопередатчик.

Грета удивленно выгнула бровь:

– Оно использует ультрафиолет, чтобы управлять ими?

– Вроде того. Радиопередатчики кодируют информацию с помощью модуляции амплитуды или частоты несущей волны. По моей гипотезе, эта штука – чем бы она ни являлась, которая и есть разум, стоящий за всеми нападениями, – изменяет выходной сигнал выпрямителя с помощью магии, так что он может прямо воздействовать на людей, оказавшихся рядом.

– А разве такое возможно? – спросила Грета, жалея, что так плохо разбирается в физике.

– Не знаю. Мне это кажется относительно правдоподобным, но, когда Фасс проснется, мы сможем это подтвердить.

– Готова спорить, что он будет рад об этом поговорить. Но, по сути, эти парни из «Меча Святости» получают от своего идолопоклонничества нечто реально ощутимое, а не только приятное чувство фарисейского самодовольства?

– Да, – подтвердил Ратвен. – Они превращаются в инструменты.

Он закрыл глаза, а потом медленно открыл их снова. Цвет казался очень светлым при этом освещении, и обведенные черной каймой радужки были холодными и прозрачными, словно серебряные чашечки льда.

– Представьте себе, что вы молились всю жизнь, – продолжил он, – что вас учили молиться, приучили верить, что вы должны возносить молитвенные хвалы и не ждать, что вас когда-либо благословят ответом, что ожидать чего-то в ответ – это греховное высокомерие, но вот однажды какой-то тихий голосок, еле слышный голосок, все-таки отвечает. И вы верите ему, любите его и преклоняетесь перед ним, как вас учили делать всю вашу жизнь… А он показывает вам в мыслях удивительные вещи и забирает у вас страх и боль. И учит вас, как изготавливать какие-то вещи… и куда идти… и что делать с мертвыми и немертвыми при помощи этих вещей, когда вы придете на место.

Голос Ратвена был полон яда. Грета изумленно заморгала.

– Вам… вам это глубоко ненавистно, да?

– Да, – ответил он и встал, забрав свою книгу. – Мне это глубоко ненавистно. Извините, я пойду поставлю чайник и проведаю гулей.

Она безмолвно отступила, чтобы дать ему пройти.

Ратвен редко говорил о своем далеком прошлом, однако Грете было известно, что он жил и умер в конце шестнадцатого века – во времена, когда в этой части мира вера в виде какой-то формы христианства была практически всеобщей. Грете показалось вполне вероятным, что он гораздо лучше нее способен понять взгляд на мир с точки зрения «Меча Святости».

Она сама придерживалась агностических взглядов относительно существования божеств. Наличие множества сверхъестественных созданий было для Греты очевидностью, а вот то, что всем командует некий всесильный и благосклонный творец, казалось не столь убедительным – в свете хаотичности и неорганизованности Вселенной. Не испытывала она и желания молиться или посещать церковные службы, хотя в принципе не считала делающих это людей глупыми или заблуждающимися: просто это было той частью их жизни, которую она не разделяла. Попытаться представить себе, каково это – искренне что-то исповедовать, иметь истинную и честную веру, – было довольно трудно. А представить себе, каково верующему услышать голос Бога, – практически невозможно.

Видя, насколько сильное отвращение Ратвен испытывает к сущности, которая так использовала веру людей, Грета даже порадовалась, что ничего об этом не знает.