Странная практика - [43]

Она вдруг заметила, что разговор получается односторонним, и пристально посмотрела на Фаститокалона, вернее – на то место, где, как она знала, Фаститокалон находится, хоть в этот момент он и не был четко видимым.

– Фасс? Что такое?

Он вскинул руку, возвращаясь к своему обычному сероватому облику. Глаза у него были прикрыты, и выглядел он, как человек, который изо всех сил старается что-то вспомнить – или уловить еле слышную мелодию. Несмотря на инстинктивное желание тут же спросить, что он, к черту, делает, Грета замолчала, наблюдая, как он медленно поворачивается, выискивая нечто такое, чего ее чувства не регистрировали. Он еще чуть повернулся, после чего застыл на месте и закрыл глаза. Когда они снова открылись, зрачки превратились в точки ослепительного оранжевого света, словно внутренняя сторона его глазных яблок горела. Грета невольно отступила на шаг: впечатление было поистине ужасающим.

Он моргнул, и оранжевый свет погас.

– Извини, – сказал он. – У тебя странный цвет лица. Присядь на минуту, ладно?

Одно дело – знать, что твой старинный друг – не человек (ее это не волновало: если на то пошло, большинство ее друзей были отнюдь не людьми), но время от времени его внутренняя чуждость вдруг пробивалась наружу и включала у нее в подкорке скрытый механизм, который приказывал: «Беги!» Грета содрогнулась – всем телом, – и к ней вернулось самообладание.

– Я в порядке, – заявила она. – Просто… может, в следующий раз предупредишь меня, когда соберешься такое сделать? Что случилось? Что ты увидел?

– Я знаю, куда он пошел после того, как ты убежала, – сообщил ей явно встревоженный Фаститокалон. – След слабый, но четкий. Послушай: возвращайся на автобусе к Ратвену, где безопасно. Я хочу немного пройти по следу, посмотреть, что смогу найти.

– Хрен тебе, – возмутилась Грета. – Я тоже пойду. Он испортил мне машину, пытался перерезать мне горло и говорил такое, что воспитанному джентльмену не положено говорить даме. Я хочу присутствовать при том, как ты его найдешь.

Фасс со вздохом зажал себе переносицу.

– Думаю, нет смысла пытаться тебя убедить в том, что это опасно?

– Никакого, – подтвердила она, беря его под руку. – Пошли. Чем скорее мы его найдем, тем скорее ты сможешь уйти с холода. Сырость тебе вредна.

Фасс посмотрел на нее:

– Ты просто невозможна!

– Люди, они такие, – согласилась Грета и потянула его за локоть. – Давай двигаться.

* * *

Пока она расхаживала туда-сюда и спорила по телефону, Фаститокалон позволил своим векам полузакрыться, а остальным чувствам – успокоиться, а потом растечься в стороны, плавно, словно масло по камню, воспринимая не только этот план реальности, но и несколько вышележащих, где он мог ощущать не больше чем физические объекты в трехмерном пространстве. След существа, напавшего на Грету, уже был давним – настолько давним, что покрылся следами сотен других живых существ, однако ему была присуща особая прогорклая острота, которая привлекла внимание Фасса. Он не шевелился, пропуская голос Греты только самым краем сознания, почти целиком сосредоточившись на этом следе.

На самом деле Фаститокалон даже немного почувствовал само нападение на нее – через контакт с ее разумом: ему было не слишком ясно, что именно происходит, но резкий всплеск яркого ужаса определился безошибочно. Не успел он понять, что ему с этим делать – и возможно ли хоть что-то сделать вообще, – как ужас сменился тем, что он привык считать ее функциональным режимом, и он понял, что Грета… если не в полной безопасности, то хотя бы в этот момент ей ничто не угрожает. Тем не менее успокоиться он сумел далеко не сразу.

Теперь Фасс вел Грету по следу нападавшего, стараясь не думать о том, насколько явно она была потрясена, в кои-то веки увидев часть его демонической сущности. Всплеск страха исчез почти мгновенно, сменившись сначала угрюмостью, которую он хорошо помнил по ее детским протестам, а потом (немного пугающе) почти полной копией решительности ее отца – и она снова перешла в функциональный режим. Достаточно неприятно было и в тот раз, когда он не знал причины происходящего; сейчас же видеть ее шок и знать, что это его вина, было гораздо хуже. Порой Фаститокалон остро ощущал потерю Уилферта Хельсинга: это Уилферт должен был за ней приглядывать, а не он.

След вел через Прайори-Парк на юго-запад, к Бэррингтон-роуд. Выйдя на улицу, он ненадолго потерял цепь: слишком многое произошло с той поры, как существо здесь прошло. Он привалился к фонарному столбу, игнорируя вопросы своей спутницы, и снова скользнул в верхние планы, отчасти теряя при этом свое зримое присутствие, но поддерживая максимально действенное поле общей незаметности. Наверху отвлекающих моментов было меньше, и не надо было обращать внимание на такие вещи, как здания и машины: все это было ограничено основным материальным планом. Здесь он мог видеть (ощущать) суть людей, подпись их пневмы – то, что в предыдущие эпохи назвалось бы их душами. След напавшего на Грету моментально вновь стал заметен как яркая и немного ядовитая голубизна.

Существо вышло здесь из парка, постояло, а потом двинулось на юг… но не по улице. Фаститокалон видел смутные очертания зданий и улиц, но след игнорировал их: он проходил под препятствиями.