Странная практика - [23]

Первым встал и заварил чайник с утренним чаем Август Крансвелл: в одолженном халате, под которым были надеты только трусы и футболка, сообщавшая, что «Гиннесс – это здорово». Ратвен и Варни все еще спали как неубитые, а Фаститокалона Грета заставила принять довольно мощный антигистамин, перед тем как все они разошлись по спальням. Сейчас Крансвелл был в доме единоличным хозяином.

Он отправился за газетой, приостановившись у Ратвена на крыльце, чтобы посмотреть на первые машины, ползущие вдоль набережной, и на тех несчастных, которые вынуждены работать в такой час, плетущихся по тротуару, выдыхая громадные клубы пара. Зима определенно отпихнула осень прочь и настроилась на долгие холода, завершающие год. Крансвелл задумался о том, как сумасшедшие монахи собираются праздновать Рождество, но тут же решил, что и знать не хочет.

На кухне он поставил кипятиться воду и развернул газету. Заголовок орал: «СЧЕТ ЖЕРТВ ПОТРОШИТЕЛЯ ДОШЕЛ ДО 11: ПОСЛЕ ДВУХ ВЧЕРАШНИХ УБИЙСТВ НАШЛИ НОВУЮ ЖЕРТВУ».

Крансвелл, который не слышал накануне вечером по радио о последнем убийстве (он был слишком занят приготовлениями к похищению антикварных книг), теперь с тупым ужасом читал о десятой и одиннадцатой жертвах. Пожалуй, еще неприятнее было чувствовать, что он почти привык читать про убийства и что почти не испытывает потрясения – только все более сильный страх.

В статье особо упоминались пластмассовые четки, которые обнаруживали на каждом месте преступления. «Приход римской католической церкви Вестминстера сделал заявление, порицающее действия этого серийного убийцы и недвусмысленно осуждающее богохульную тактику использования четок в качестве аксессуара его или ее действий. Некоторые комментаторы усомнились в святости данных четок, учитывая, что они, видимо, массово производятся на Тайване и продаются по 50 пенсов за штуку, однако этот момент епархия прямо не затрагивала».

Чайник закипел, и Крансвелл заварил чай, радуясь возможности на что-то отвлечься… и невольно отметил, насколько кухня у Ратвена лучше, чем у него самого.

Его испугало – и очень сильно – происходившее накануне вечером. По правде говоря, он думал – как никогда в жизни, и потому не испытывал ни малейшего желания возвращаться домой. Незнание того, что именно он видит – или что ему привиделось, – нисколько не утешало: ему совершенно не хотелось куда-то уходить. Особняк на набережной не только был намного лучше жилища Крансвелла: ему хотелось бы остаться под защитой того, кто реально способен завязать фонарный столб в узел.

Ратвен не станет возражать, если он погостит еще несколько дней. Он постоянно предлагал людям приехать и погостить у него, не потому, что имел заметное желание укусить их в шею (ну, может, только тогда, когда им самим это нравилось), но, как казалось Крансвеллу, из-за одиночества. Нельзя не быть одиноким в таком-то возрасте, наблюдая, как столько людей появляются и уходят, оставаясь отделенным от жизни окружающих его обычных людей. И при этом будучи вынужденным почти постоянно делать вид, будто он – один из них.

Ратвен отлично умел притворяться. На самом деле он не завязывал фонарные столбы узлом: именно такое нежелательное и опасное хвастовство он сам решительно осуждал в общине сверхъестественных существ. Крансвелл запомнил историю, которую ему рассказал Ратвен пару лет назад: группе очень молодых и очень щеголеватых вампиров после нескольких неприемлемо шумных выходок было предложено либо спешно покинуть город, либо быть готовыми к тому, что им свернут их красивые шеи.

– Но вы же из нашего рода, – сказал их вожак, по словам Ратвена. – Вы же выше людей!

– Надо полагать, – ответил тому Ратвен, – что вы, если дадите себе труд задуматься над тем, что только что сказали, просто сгорите от стыда. Вы только лет десять как изменились и читали слишком много глупых романов. Мы не выше и не ниже живых, мы рядом с ними, и, если мы хотим продолжать существовать, нам необходимо осознавать, что тайну следует соблюдать ради всех заинтересованных сторон. Четыреста лет назад при изменении я рассуждал так же, как вы, и только благодаря слепому случаю остался живым при таком настрое. Убирайтесь из моего города и повзрослейте, если сможете.

После чего он ударил вожака с такой силой, что переломал несколько костей, потому что к этому моменту понял: нормальный разговор ничего не даст. Затем он загрузил всю компанию в грузовик, ехавший в Центральные графства. Про этот конкретный так называемый ковен больше слышно не было, и время от времени Крансвелл гадал, продолжает ли существовать кто-то из них и какое в конце концов нашел для себя занятие.

Контакты его собственной семьи с миром сверхъестественного восходили к началу девятнадцатого века, когда два брата Крансвелла, Майкл и Эдвард, и их сестра Эмилия взяли в аренду непривлекательную собственность в Камберленде, известную как «Кроглин-Лоу-Холл», и имели несчастье привлечь к себе внимание местного и совершенно не цивилизованного вампира. Эмилия подверглась нападению и осталась жива, хоть и сильно ослабела, а после поездки в Швейцарию для восстановления сил весьма отважно вернулась в Кроглин с братьями, чтобы выманить тварь из берлоги и должным образом упокоить.