Странная планета - [19]

В коридоре меня встретил Имельдин.

– Пойдем,– он взял меня за руку, потащил.– Вот где самое-то самое!

Пока мы поднимались по лестницам, шли по переходам и снова поднимались, он возбужденно-почтительным шепотом ввел меня в курс. Научный вес академиков зависит не только от числа извилин, но еще и от тематики их работ и выделяемых ассигнований: чем загадочнее тематика и больше денег, тем он значительней. Вот мы и спешим сейчас на диспут по первоосновам материи, на него съехались со всего острова научные светила-рекордсмены как по непонятности тем, так и по цифрам Расходов на них.

– Такие зубры... ой-ой!

– А меня пустят? – усомнился я.

– Со мной пустят, я в бригаде «скорой помощи». Там такие страсти разгораются! Это ведь драма, драма идей. Бывает, оттаскивать не успеваем. Сам увидишь.

(Вот тут я его спросил о конкурсе и получил в ответ «А!» и взмах рукой; тесть уже был увлечен другим).

На двери аудитории, к которой мы подошли, красовалось объявление:

«Программа дня шестого:

1. Основной доклад «Если кварки имеют аромат и цвет, то они имеют и вкус» – академик Ей Мбогу Мбаве-так (Грондтики).

2. Контрдоклад «Не вкусы, а масти. Четыре сбоку – наших нет. Козырной кварк и его свойства» – член-корр. дон Самуэль Швайбель-старший (Эдесса).

3. Обсуждение.

Председательствует академик Полундраминуссигмагиперон-тик.

Инсульты гарантируются».

Большую аудиторию до верхних рядов заполнили слушатели, все безволосые. На первый взгляд они казались непрозрачными, но, присмотревшись, я понял, что они просто вспотели – в помещении было душно. Под пленкой пота у всех просматривались наклоненные позвоночники, напряженно подтянутые внутренности и слабо колышущиеся легкие. Внизу, за столом президиума, восседали трое; средний выделялся несоразмерно большой удлиненной головой на тонкой шее, она у него склонялась то к одному плечу, то к другому. («Вот это и есть тот, которого не выговоришь,– шепнул тесть, указав на него глазами.– Самый кит. Ученики называют его „наш Полундра“ и очень любят».) По обе стороны стола за решетчатыми бамбуковыми кафедрами стояли докладчики. Говорил правый, сквозь небогатую плоть которого просвечивали таблицы с символами и числами на стене,– видимо, тот самый Ей Мбогу Мбаве. Левый докладчик ждал своего часа и выражал всем, чем мог, скепсис и рассеянную иронию; таз у него был широковат для мужчины, позвоночник слегка искривлен.

Мы пробрались по левому проходу вниз, где сидели помощники Имельдина; рядом на полу лежали носилки. Мне запомнилась последняя, многообещающая какая-то фраза объявления. Я спросил тестя о ее смысле.

– Так для этого мы и здесь,– шепнул он.– Обрати внимание на мозги.

Я осмотрелся: да, действительно! И на комиссии, где меня допрашивали, у академиков был заметен прилив крови к лобной части мозга, делавшей ее серо-розовой,– естественный признак внимания и умственной деятельности. Но здесь почти у всех передняя часть мозга была не розоватой, а багровой. У многих, кроме того, лобные извилины были в фиолетовых точках; в целом получалось впечатление той багровой сизости, которую обычно замечаем на носах и щеках горьких пьяниц.

– Вот это и есть следы того, что гарантируется,– пояснил тесть.– Микроинсультов. Ничего страшного, мы таким вкатываем дозу тиктакола с синтомицином в шейную артерию, через пару дней теоретик на ногах, может снова думать над тем же. Если бы эти надутые ослы сегодня меня не прокатили, я бы сделал диссертацию на тему: «Связь распределения микроинсультов по поверхности мозга ученого со спецификой проблемы и степенью ее неразрешимости».

Между тем академик Мбогу говорил, набычась извилинами в аудиторию, и говорил крепко:

– Только безнадежный идиот может сомневаться в существовании кварков по причине их необнаруженности. Да, я подчеркиваю: нет принципиальной необнаружимости, а есть только необнаруженность. Поскольку кварки не лептоны и не адроны, а шармоны, обменивающиеся глюонами, а тем самым близки и к антибарионным фермионам, то каждый, кто не кретин, понимает, что все дело в финансировании: не обнаружили при миллиардных ассигнованиях – обнаружим при триллионных! (Аплодисменты). Мблагодарю. Равным образом любой из сидящих здесь, кто еще не впал в маразм, не решится оспаривать то, что квантовые характеристики кварков, или, как говорят теоретики, кака характеристики, «каки»... не могут быть – не мбогут мбыть! – исчерпаны тем, что им приписывают сейчас: ароматом, цветом, шармом, зарядом, странностью, спином... ни даже их красотой! Ведь по принципу зеркальной инверсии все, что не тик-так, то так-тик,– то есть всякое «тик» есть «антитак». Только Духовные ублюдки неспособны понять это! И наоборот. (В рядах снова послышались аплодисменты. Позади нас кто-то рухнул на пол. Медики с носилками направились туда). Мблагодарю! К тому же всякий, кто не дебил, понимает, что цвет у кварков скоро отнимут их глюоны, которые хоть и индифферентны, как бозоны, но начинают проявлять себя, как шармоны. Думаю, что глюоны отнимут у кварков и запахи!

Эти слова вызвали бурю аплодисментов, а председатель Полундра прекратил на минуту поматывать головой, как лошадь в жару, и возгласил: