Странная философия ненасилия - [11]

Следующая позиция на нашей шкале, если рассуждать логически, должна предполагать существование некоторых обязательств уже не только по отношению к единородцам-союзникам, но и к врагам. Война на этой позиции становится «рыцарской», боевые действия — «цивилизованными» и даже регулируемыми международным правом. Возникновение некоторых обязательств перед противником, отказ от вероломных, жестоких, нечестных правил ведения войны, а также от жестокого обращения с побежденными, безусловно, связаны с тем, что война даже в глубокой древности отнюдь не была самоцелью. Задачей войны было вовсе не уничтожение противника, а установление более выгодных для себя отношений с ним после победы.

История древней Руси — как впрочем, и всех других европейских государств — свидетельствует, что воины велись ради обеспечения выгодных условий следующего за ними мира. Древнерусские купцы — как, впрочем, и купцы всех прочих народов — первоначально были наполовину воинами, и только наполовину купцами. Они легко превращались в воинов, если оказывалось, что желаемое можно захватить силой, а не выменять на свои товары. Русская «военно-торговая экспедиция» во главе с князьями прибывала в Константинополь и первым делом выясняла, где находятся цареградские вооруженные силы. Если выяснялось, что наличных сил недостаточно, возникало сильное искушение ограбить город. Если существовала возможность получить суровый отпор, экспедиция предполагали честную торговлю. Историки говорят, что некоторые военные столкновения русских «военно-торговых» экспедиций с войсками Константинополя проистекали из желания перезаключить торговые договоры на более выгодных условиях. Так, результатом одной из побед русских над греками было заключение договора о беспошлинной торговле и о содержании торгового представительства Киевской Руси за счет Константинополя. И знаменитое прибивание щита к воротам Царьграда отнюдь не было знаком его покорения. Оно символизировало всего лишь успешное окончание переговоров о торговле на новых условиях.

Вообще говоря, не будет ошибкой считать, что товары произошли от трофеев. Первоначально предмет, отбитый в бою у врага, свидетельствовал о доблести его нового владельца, а потому давал последнему дополнительный престиж. Затем выяснилось, что можно завладеть престижным «иноземным» предметом, отнюдь не рискуя собственной жизнью — в результате взаимовыгодного обмена. Наблюдение за тем, как становился «дикий капитализм» в России 90-х годов, показало всем, насколько относительна грань между воином и бизнесменом. Бизнесмены с оружием обороняли свои торговые точки, а «воины улицы» заключали торговые сделки. Иногда, впрочем, это были одни и те же лица. Выражаясь на их сленге, княжеские дружины на Древней Руси представляли собою всего лишь «крыши», обеспечивающие безопасность торговли.

Если мы откажемся от идеализированного представления о князе как рыцаре без страха и упрека, который стремился навоеваться, ни на секунду не задумываясь о собственной выгоде, и будем представлять себе реалистично мыслящего человека, который с оружием в руках защищал торговлю своей державы и прокладывал новые торговые пути, то наше видение вопроса совершенно изменится. Если война с врагом время от времени переходит в торговлю с ним как с партнером, а торговля с партнером периодически переходит в войну с ним как с врагом, то мы получаем объяснение того, как родилось знаменитое правило: «Обращайся со своим другом с учетом того, что он в будущем может стать твоим врагом; с врагом же обращайся как с возможным другом в будущем». Именно на такой прозаичной экономической основе и произросла знаменитая рыцарская этика, которая требовала перехода на следующую ступень в нашей шкале.

Во враге-партнере или в партнере-враге следовало всегда видеть подобного себе человека, несмотря на сегодняшние обстоятельства. Сегодня они сложились так, что мы воюем. Но и воевать надо так, чтобы не терять достоинства и уважения со стороны противника — если ты подл и коварен на войне, он после заключения мира не станет торговать с тобой. По той же причине воин противной стороны заслуживал достойного обхождения в плену и заботы в случае ранения. Ведь обстоятельства меняются, а честь и достоинство должны быть незыблемы и существовать независимо от обстоятельств. Во враге стали видеть если не равного, то подобного себе человека, который заслуживает точно такого же обращения, которого хотелось бы тебе в случае военной неудачи. Ему не следовало делать чего-то такого, чего бы ты не хотел, чтобы делали тебе.

Сказанное не означает, что войну можно было заменить торгом всегда и при любых условиях. Вовсе нет: были вещи поважнее богатства. Честь и достоинство отстаивали в нешуточных поединках. Однако теперь, на описываемой нами позиции, рыцарский кодекс уже стал предусматривать и свод правил для честного ведения поединка. Поздние его отголоски мы находим в дуэльных кодексах. Таким образом, мы уже имеем дело с этикой суровой борьбы, которая может закончиться ранением и даже смертью. Однако эта борьба уже введена в жесткие рамки, нарушение которой сурово карается.