Страницы жизни - [208]

Редко выпадает на долю актрисы роль с таким богатством чувств, мыслей и красок, какими наделил Уайльд образ миссис Эрлин.

Таиров поставил спектакль в плане острой сатиры, беспощадно разоблачающей высший английский свет, его душевную пустоту, лицемерие, циничный расчет, скрытые под маской внешней элегантности и пресловутого хорошего тона.

Я с большим увлечением работала над ролью и горько поплакала, когда жизнь моей миссис Эрлин внезапно оборвалась. После общественного просмотра спектакль не был выпущен.

Однажды, вскоре после просмотра «Веера леди Уиндермиер», я поднялась в нашу школу на четвертый этаж и вдруг увидела в дверях входящую следом за мной Александру Александровну Яблочкину. Я бросилась к ней, встревоженная тем, что она поднялась так высоко (лифта в театре не было), но Александра Александровна, еще не отдышавшись, отвела меня в сторону и шепнула: «Я привезла вам подарок». Она вручила мне большую старинную коробку. Подарок оказался бесценным и растрогал меня до слез. В коробке лежал изумительной красоты веер из белых страусовых перьев с черепаховой ручкой, украшенной инициалами Марии Николаевны Ермоловой и цифрой 25. Александра Александровна поведала мне историю этого веера — он был поднесен М. Н. Ермоловой от зрителей в день ее двадцатипятилетнего юбилея; незадолго до своей смерти Мария Николаевна подарила его Яблочкиной с запиской «Сестре по духу». «А теперь, — продолжала Александра Александровна, — я считаю, что этот веер должен перейти к вам». В коробке лежало письмо Яблочкиной.

«31 декабря 1948 г.

Мне хочется доставить Вам, любимая Алиса Георгиевна, радость и утешение, если я достигну этого — я буду счастлива! Вместо “Веера” Уайльда посылаю Вам веер М. Н. Ермоловой, который она мне лично подарила. Я его берегла, как реликвию, и мне хочется еще при моей жизни передать это той, которой из всех наших советских актрис удалось продолжить линию трагедии, где Ермолова была так совершенна и велика. Глядя на этот веер, вспоминайте наш идеал, наше знамя — великую Ермолову, оценившую Ваш талант еще в Вашей ранней сценической молодости, и о ее младшем скромном товарище, полюбившей Вас всем сердцем, как чудесного человека и прекрасную виртуозную артистку, доставляющую мне много радости своим талантом и обаянием.

Горячо любящая Вас

Ваша Яблочкина»

С этим веером я играла позднее на своих творческих вечерах сцену из «Марии Тюдор». Веер мне очень помогал, он играл вместе со мной. Движение легких перышек послушно передавало в диалоге с Фабиано и коварные чувства королевы и ее тайные замыслы. Этот веер вместе с другим веером Ермоловой, подаренным мне ее дочерью в день премьеры «Без вины виноватых», я храню как самые драгоценные реликвии.

Последней моей ролью в Камерном театре была роль актрисы Переваловой в пьесе «Актеры», посвященной героической жизни и борьбе группы артистов и работников театра в период фашистской оккупации в Симферополе. Пьеса эта была написана не профессиональными драматургами, а товарищами погибших, написана без всяких претензий, с одной только целью — поведать людям о стойкости и силе духа, о трудной жизни и гордой смерти своих товарищей, замученных фашистами. Несмотря на многие недостатки пьесы, Александр Яковлевич счел своим долгом включить ее в репертуар как дань мужеству погибших товарищей по искусству.

Роль актрисы Переваловой, прообразом которой была известная советская артистка А. Перегонец, я играла с тяжелым сердцем. В моей творческой жизни это была не первая женщина с трагической судьбой, но образы, которые я играла, создавались воображением авторов, тогда как здесь надо было донести до зрителя образ реального человека, товарища по искусству, актрисы, которой еще недавно восхищались зрители. На репетициях у меня к горлу подступал комок, я с трудом произносила слова роли. И только чувство долга перед памятью Перегонец помогло мне в результате справиться с собой. Работая над ролью, я не стремилась к внешнему сходству с актрисой, важно было передать ее внутренний мир, те черты характера, из которых, по рассказам знавших ее людей, слагался облик Санички — так звали ее в театре.

Как будто мне удалось соединить в роли внешний облик «эфирного существа», «вечной инженю» (как она в шутку сама о себе говорила) с потрясающей силой духа и стойкостью борца, гордо идущего на подвиг, не сгибающегося перед угрозами палачей.

После премьеры я получила взволнованное благодарное письмо от близких Александры Федоровны Перегонец. Это дало мне большое удовлетворение.

Спектакль «Актеры» прожил у нас недолго. Премьера его состоялась в марте. А 29 мая 1949 года в последний раз закрылся занавес Камерного театра.

Шел спектакль «Адриенна Лекуврер».

Этот спектакль остался в моей памяти на всю жизнь. Вспоминают его до сих пор и зрители, которые на нем присутствовали. Как ни странно, но в тот вечер я играла с каким-то особым восторгом, в каком-то упоении, забыв обо всем на свете.

На своих спектаклях я всегда ощущала очень тесный контакт со зрителями и всю мою актерскую жизнь считала их своими самыми близкими друзьями — им я отдавала все самое дорогое, самые сокровенные чувства и мысли. И эта близость с публикой очень много давала мне для творчества. В тот последний вечер в театре контакт со зрителями был особенно ощутимым — моя Адриенна, казалось, жила в самой гуще зала.