Страницы жизни - [86]

И тогда снова заговорил Зоненберг:

— То, что мы услышали, трогательно. Вы правы. Знаете, геноссе генерал, когда мы читали надписи на муаровых лентах, то с особой силой почувствовали всю сердечную красу советского человека.

Зоненберг заметно волновался. Чтобы успокоиться, он попросил разрешения закурить.

— Должен сказать, — продолжал он, выпуская табачный дым, — что я не коммунист. Но, знаете, именно Гитлер открыл мне глаза на правду, заставил понять Маркса и Ленина, сочувственно отнестись к той борьбе, какую вели наши Роза Люксембург и Карл Либкнехт, Эрнст Тельман и Клара Цеткин, проникнуться уважением к Вильгельму Пику… Возможно, слушая меня, вы думаете: стоит ли верить этому немцу? Верьте — и не ошибетесь. Честные немцы прекрасно понимают, что благодаря Советской Армии рухнула гитлеровская Германия. И сейчас мы стоим у колыбели новой, прекрасной Германии, для которой Гете и Шиллер, Бетховен и Лист, Бах и Штраус предстают во всем своем величии.

— Мне приятно слышать такие слова, — ответил я. — Чем же сейчас я могу быть полезен вам, доктор Зоненберг?

— Очень многим. Вам, видимо, знакома история веймарского театра? Если нет, разрешите отнять у вас еще несколько минут. Наш театр существует очень давно. Его традиции известны всему миру. На сцене веймарского театра звучали произведения Дидро и Бомарше, Гольдони и Лессинга в превосходном исполнении труппы, которую возглавлял несравненный артист Экхоф. Любители театра издалека приезжали в Веймар, чтобы насладиться игрой знаменитой Короны Шредер. А известно ли вам, что долгие годы директором нашего театра был сам Гете, что. и он играл на сцене этого театра?

— Да, это мне известно…

В разговор вмешался актер, выделявшийся огромной шапкой иссиня-черных волос:

— Наш театр дважды постигало горе. Первый раз в тысяча семьсот семьдесят четвертом году, когда он сгорел. Тогда потребовалось десять лет на его восстановление. Вторично театр был разрушен в этой ужасной войне. И до сих пор он лежит в руинах.

— Кто же его разрушил? — спрашиваю актера.

— Нет-нет, — заторопился он, — не подумайте, что мы виним вас. Его разрушил Гитлер. Это мы отлично понимаем и будем вечно помнить. А вот за помощью пришли к вам, русским.

— В чем же она должна выражаться?

— Население Веймара хочет восстановить театр, — снова заговорил Зоненберг. — Но это очень трудно… Мы просим вашего совета…

— Доктор Зоненберг, могу сказать, что подобные просьбы меня радуют. Мне по душе ваша реалистическая оценка событий. Можете передать всем, кто направил вас к нам: советская военная администрация готова не только дать совет, но и принять участие в восстановлении театра. Для этого мы выделим группу опытных инженеров и техников, направим строительный батальон, дадим необходимые материалы.

Через несколько дней наши инженеры-строители уже показывали мне рабочие чертежи, докладывали, что нужно для восстановления театра, говорили о рабочей силе, строительных материалах. Все их требования были удовлетворены.

Восстановление театра началось. Я часто бывал на стройке, встречал там много немцев. Среди них были актеры и музыканты, поэты и художники. Старшим среди них был Курт Зоненберг.

Наши солдаты трудились на стройке плечом к плечу с немецкими гражданами.

И вот театр уже готов. В нем появилась мебель. На окнах висели карнизы с тяжелыми бархатными портьерами. Стены фойе украсились портретами выдающихся драматургов и композиторов.

В те дни советская военная администрация получила много писем, в которых немцы благодарили наших строителей за восстановление театра. Их приятно было читать.

Накануне открытия театра ко мне, как к давнему знакомому, явился Курт Зоненберг. Настроение у него приподнятое. Он крепко пожал мне руку и передал конверт.

— Веймарцы поручили мне вручить вам первый пригласительный билет и сообщить: после длительного перерыва на сцену нашего театра возвращается Гете с героями своего бессмертного «Фауста».

— Благодарю за внимание. С радостью принимаю приглашение, — ответил я.

И как раз в этот момент раздался телефонный звонок из Берлина. Мне сообщили, что в Веймар выезжает Вильгельм Пик, чтобы принять участие в торжественном открытии театра.

Это известие меня обрадовало. Я неоднократно видел Пика в Москве на партийных съездах, конференциях, слушал его выступления, с большим интересом читал его статьи, посвященные международному коммунистическому и рабочему движению.

Был август 1948 года. Желтизна изрядно тронула «зеленое сердце» Германии. Настроение у веймарцев праздничное. Шутка ли — вновь поднимется занавес геттевского театра.

К этому значительному культурному событию готовились и мы, советские военнослужащие. Помню, ко мне тогда обратился один наш солдат:

— Товарищ генерал, я работал на строительстве театра. Наша бригада каменщиков вывела под крышу стену. А билеты в театр не все получили. Как-то обидно.

Я невольно залюбовался этим солдатом. Припомнился предпоследний год войны. В небольшом белорусском городке, где разместился штаб 50-й армии, ко мне привели пленного немецкого офицера. Во время допроса он без устали, точно машина, твердил одну и ту же стереотипную фразу: «Русские не знают и не понимают душу немца и не смогут оценить культуру Запада».