Страницы воспоминаний - [5]

Шрифт
Интервал

Бывает, что и высказывания величайших мудрецов опровергаются реальностью. Гете написал как-то: «Я заметил, что у скромных людей почти всегда есть основания быть скромными». А вот мне знакомы скромные люди — даже болезненно скромные! — у которых для скромности имелась только одна причина: благородный характер. Среди них — Муля Миримский… Пойти наперекор скромности у него было много поводов. Но он ни одним из них не воспользовался.

Мальчишкой Муля воспитывался в малаховской детской трудовой «коммуне», где в начале двадцатых преподавал Марк Шагал. Сколько любителей прислоняться к именам знаменитостей живописно повествовали бы об этом факте при каждом удобном случае! Но даже люди, общавшиеся с Мулей много лет, о сложной детдомовской судьбе его и о «причастности», пусть приблизительной, к образу великого Мастера узнавали случайно. Ну, а к образованию высшему Муля приобщался в легендарном довоенном ИФЛИ (Институте философии, литературы, истории, потом почему-то ликвидированном: может, слишком уж много даровитых и опасных «умников» из него вышло). Муля учился с Давидом Самойловым, Юрием Левитанским, Семеном Гудзенко, Сергеем Наровчатовым, Эмилем Кардиным, Еленой Ржевской, известным философом и социологом Григорием Померанцем… Мог бы вспоминать об этом на всех литературных углах и перекрестках, гордиться младыми своими «связями». Но нет… Впервые о том, что он был студентом престижнейшего института в таком окружении, я узнал от Семена Гудзенко:

— Тихий был, а на фронт отправился добровольцем…

Таким образом, про фронтовую Мулину биографию я тоже впервые услыхал не из его уст. А он на мои восклицания отреагировал так, как продиктовал ему характер:

— Да что тут особенного? Разве мало их было, добровольцев?

— Во-первых, не так уж и много, наверно… А во-вторых, ты, говорят, был под Старой Руссой серьезно ранен?

— Да что тут… Мало ли их, раненых, было… Главное, что не убит…

Однажды Константин Георгиевич Паустовский, прочитав блистательное эссе Лидии Корнеевны Чуковской о редакторском искусстве (потом эссе продолжилось и стало книгой), сказал: «Лидия Корнеевна, как обычно, права: редактор не имеет права быть поучителем и диктатором — его предназначение быть умным и тактичным советчиком. Ну а если ум и такт отсутствуют, отсутствует и право редактировать…» Муля Миримский был одним из самых тактичных и проницательных редакторов, которых я знал. Мне не повезло: в «выходных данных» моих книг он редактором, увы, не числился, но весьма уважаемые авторы мне не раз говаривали: «Этот сюжетный ход подсказал Муля…», «От психологических неточностей меня уберег Муля…». А уж за произведения, в которых он был уверен, редактор Миримский, при всей негромкости своего голоса, сражался мужественно и до конца. Да и вообще… Я не всегда бываю согласен с еще одним афоризмом, принадлежащим тоже писателю-мудрецу: «Как поведет себя человек в трудную минуту, можно узнать только в трудную минуту». Я безошибочно мог предсказать, как поведет себя редактор Миримский в трудные минуты, которые столь щедро дарила нам пора необъятных цензорских полномочий. Он ни разу не оставил беззащитным, один на один с цензурой произведение, которое, по его редакторскому убеждению, обязано было явиться к читателям.

Меня очень трогала и его забота о тех мастерах слова, которые сами позаботиться о себе уже не могли, поскольку ушли из жизни… Кумир детей Николай Носов, переведенный на десятки языков, был человеком мрачноватым, как многие юмористы. И уж вовсе не допускал он критических вторжений в свое творчество. Так вот, Носов мне не раз говорил: «Закончил новый рассказ. Интересно, что о нем скажет Миримский». Муля остался верен Николаю Николаевичу и после его кончины: собрал и издал великолепный сборник, посвященный его жизни и книгам, неусыпно следил, чтобы юные читатели не расстались со своим веселым и мудрым другом. То есть чтобы издавались его повести и рассказы, однотомники и собрания сочинений. Да и только ли о продолжении носовской литературной судьбы он по-отечески пекся! Я был председателем комиссий по литературному наследию Льва Кассиля, Николая Носова, Виктора Драгунского — и был тронут верностью Мули тем, кто покинул землю… Подобная верность, что скрывать, не так уж часто встречается.

Наверно, самоцитированием заниматься грешно, но я тем не менее нередко повторяю фразу одного из своих персонажей и буду не раз повторять ее впредь: «Не воспринимайте чужой успех как большое личное горе!» А уж если человек умеет аплодировать успеху коллеги — это, на мой взгляд, достоинство редкое и высокое. Когда-то почти каждое мое утро начиналось со звонков Нагибина, Паустовского, Кассиля, Андроникова: «Вы читали сегодня «Литературку»? Какая замечательная статья на шестой полосе!», «Вы читали последний номер «Нового мира»? О, какой там роман Чингиза Айтматова!», «Спасибо вам за последний номер «Юности»… Читаю и перечитываю новую повесть Бориса Васильева. А стихи Булата Окуджавы, Жени Евтушенко, Юрия Левитанского!». Мало ныне подобных звонков. Если они вообще раздаются и здесь, и в Москве… Но вот приезжает в Израиль Муля Миримский, чтобы навестить сына и его семью, — и всякий раз привозит с собой книги, которые его восхитили: он хочет, чтобы мы с Таней разделили его ликование по поводу чужих успехов.


Еще от автора Анатолий Георгиевич Алексин
В Стране Вечных Каникул

Поистине необычное событие происходит в жизни юного героя: он попадает в страну, которой не найдешь ни на одной карте, ни на одном глобусе, – Страну Вечных Каникул. Наверное, некоторые из вас, ребята, тоже не прочь попасть в эту сказочную страну. Ну что ж, надеемся, что, прочитав повесть-сказку, вы поймете… Впрочем, не хочется забегать вперед! Напомним лишь вам всем пушкинские строки: Сказка – ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок.


Третий в пятом ряду

Творчество Анатолия Алексина, классика современной отечественной прозы, широко известно в России и за рубежом. Оно адресовано читателям всех поколений.Вера Матвеевна в прошлом — школьный учитель, а ныне — пенсионерка живет с внучкой Елизаветой. Девочка, рассматривая коллективные фотографии учеников бабушки, обращает внимание на запечатленного на одной из них улыбающегося мальчика…Повесть «Третий в пятом ряду» была отмечена Государственной премией СССР в 1978 году, а в 1984 году ее экранизировал Сергей Олейник.


Самый счастливый день

Для младшего школьного возраста.


Повести и рассказы

В книгу входит новая повесть «Действующие лица и исполнители» — о молодых актерах театра для детей, и другие, ранее издававшиеся повести и рассказы.


Саша и Шура

Вам, наверное, будет интересно узнать, как московский школьник Шура, приехав на лето в город Белогорск и имея переэкзаменовку по русскому языку, , вдруг сам превратился в… учителя. И о том, как Шура и его белогорский друг Саша помогали спасать одного очень хорошего человека. И ещё о том, как на следующий год Шура вновь отправился в Белогорск, получив телеграмму всего из двух слов: «Приезжай немедленно!» Зачем его так срочно вызывали? Для очень важных, увлекательных и весёлых дел. А для каких именно – об этом вы узнаете, когда прочтёте книгу.


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.