Страницы моей жизни - [23]

Шрифт
Интервал


Все это происходило в 1981 году, когда мною овладело отвращение к жизни, о котором поет Барбара и жестокое, как все виды депрессий, оно не отпускало меня на протяжении трех лет или около того; все это время я таскала свою тень, и только тень, по улицам и клиникам. Это слишком распространенное и слишком тяжелое заболевание, чтобы задерживаться на нем. «Нависшая гроза», написанная, если можно так сказать, заранее, обеспечила мое существование на три следующих года, и, справедливости ради, я должна защитить эту книгу. Поскольку сам факт ее быстрого появления вслед за другим романом как бы в качестве эрзаца, играющего роль затычки на период полного творческого бессилия, не позволяет ожидать чего-то потрясающего. А именно таковым следовало быть сюжету книги, чтобы она не оказалась безвкусной. Однако эти особенности едва не погубили роман, тем более что я для описания событий, происходящих в 1830 году, решила придерживаться стилистики того времени (самой подходящей с художественной точки зрения). Что ж, придется опубликовать эту книгу под псевдонимом. Пусть моя «Гроза» мечет молнии и вызывает достаточно вопросов, чтобы читающая публика набросилась на роман, подписанный именем Дюпон. Я отчетливо представляла себе – и этому «помогала» депрессия – возвраты книг издателю, огорченных книготорговцев и мое потрясение, когда обнаружилось бы, что для читателей имя мое дороже написанной мною прозы.


Чтобы уберечь меня от новой неудачи, мой издатель, я думаю – то есть хочу так думать, – воспротивился эксперименту, казавшемуся мне изысканным и отважным, а ему – смехотворным и опасным с финансовой точки зрения. В результате я опять повесила на шею моей «Грозы» шарфик с именем Саган и до сих пор не знаю, ожидал ли искусно загримированную Дюпон такой же успех, как Саган.

Итак, в 1981 году вышла «Женщина в гриме». Но во Франции в то время происходили другие события, в большей степени привлекавшие внимание людей, нежели мои шедевры. Однажды, в дождливое июньское воскресенье, на выборах победили левые.


Я познакомилась с Франсуа Миттераном намного раньше у Пьера Лазарефа, когда была еще замужем за Ги Шёллером. Тогда мы едва обменялись несколькими словами. В 1980 году я снова столкнулась с ним на юго-западе страны в здании аэропорта (мы оба родом из тех мест); это был маленький аэропорт Тарба или Байона, не помню точно. В 1980 году, во всяком случае, Миттеран находился в полном одиночестве. Моруа и Рокар в касках и сапогах объезжали шахты без него, а коммунисты свирепо рычали ему вслед, почти так же свирепо, как правые. Короче, Миттеран был один в том аэропорту, и, поздоровавшись на земле, мы сели рядом в самолете. Я совершила очаровательное путешествие с умным, обладающим прекрасным чувством юмора человеком, которого во время полета я пригласила к себе на чай, если у него найдется время. Он не показался мне ни одиноким, ни разочарованным, ни удрученным происходящими событиями, и это мне понравилось. Я всегда любила людей, которые хорошо держатся в стане врагов.


Итак, он навестил меня, и мы пили чай. Я жила тогда на улице Алезиа в доме, где сдавались студии, моя огромная и ласковая овчарка встретила его радостно, что свидетельствовало в пользу гостя. Мы говорили обо всем, кроме политики, и такая форма общения вскоре стала привычной. Речь зашла о смерти – мы оба знали, что такое быть на волосок от нее: он целую ночь ожидал, что его расстреляют на рассвете, а я – более прозаично – всю ночь в больнице была убеждена, что больна неизлечимым раком и на следующее утро меня будут оперировать! Следовательно, каждый из нас прожил целую ночь в полной уверенности, что смерть неминуема, и у нас обоих сохранилось одинаковое воспоминание о животном страхе в бунтующем теле и о любопытстве, смешанном с удивлением в душе. А также о новом ощущении собственной кожи, голубизны своих вен и ровного, безостановочного и обманчивого пульсирования крови у запястья. Реакции наши были почти сходными, и в какой-то мере мы почувствовали себя людьми одной породы, ведь не так часто нам встречались те, кто близко видел смерть, свою безучастную смерть.


Как и все его сторонники, я помню 1981 год, улицы под проливным дождем и крики «браво», а также лица людей, сияющие от радости. Помню и скорбные, злые мины на некоторых светских приемах. Помню первый телефонный звонок из канцелярии президента и его появление в моем доме, – как всегда, он был один, в легком сером костюме, поскольку погода стояла прекрасная. Вспоминаю наш первый завтрак и то, как это событие взбудоражило и привело в восторг моих домочадцев, как соседи были ошеломлены, столкнувшись с ним в холле, и как полицейские выстроились у его машины, когда он вышел. Он был единственным президентом республики, – единственным из тех, кого я знала лично (хотя таковых было мало, очень мало, но все же… мелкие сошки о таком и не мечтали), – итак, единственным государственным деятелем, кто не требовал уступить ему дорогу по сигналу клаксона и обгонял другие машины лишь в случае крайней необходимости. Обычно он говорил: «Не было причины выбираться из пробки». Я помню завтраки, во время которых мы говорили обо всем. Помню о поездке в Колумбию, где мне пришлось бы умереть из-за разорванной плевры, если бы он немедленно не отправил меня самолетом на родину. Помню, как моя собака опрокинула бокал с красным вином ему на галстук в тот день, когда он собирался на заседание Совета министров, и как я окунула этот галстук в белое вино, чтобы через полчаса вынуть его безупречным. Что и получилось – к моему великому облегчению и огромному удивлению президента. Я вспоминаю о стольких вещах… и, несмотря на гадости и мерзости, написанные о Миттеране после его смерти, я, безоглядно смелая, по-прежнему вижу его – в сером костюме, улыбающегося – на пороге своего дома. Вижу также и лица французов на улицах или на дорогах в день его похорон. Он был государственным деятелем, истинно государственным человеком, сильным и таинственным, внушающим доверие и недоступным. Это была замечательная личность, откликающаяся к тому же на несчастье или счастье ближнего. Я бесконечно грущу о нем и никогда не переставала грустить. Что бы ни говорили те, кто покинул его после многих лет сотрудничества.


Еще от автора Франсуаза Саган
Здравствуй, грусть

Томимые жаждой настоящего чувства, герои Франсуазы Саган переживают минуты волшебного озарения и щемящей боли, обольщаются, разочаровываются, сомневаются и… верят безоглядно.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Смятая постель

Там, где бушуют настоящие страсти, нет места ничтожным страстишкам. Противостоять большой любви почти невозможно, когда на твоем пути встречается кто-то единственный и неповторимый. И ради настоящего счастья можно пройти и через тяжкие муки.


Смутная улыбка

Герои романов Франсуазы Саган, потомки Адама и Евы, как и все смертные, обречены, любить и страдать, ибо нет и, наверное, не было на Земле человека, насладившегося любовью сполна...


Женщина в гриме

В романе Франсуазы Саган «Женщина в гриме» снова рассказывается о любви. О любви, в начале которой ни Он, ни Она не знают, к чему приведет их встреча. Быть может, к недолгой и неудачной связи, быть может, к порыву страсти, не оставляющей ничего, кроме стыда. Но уже невозможно отвести глаза друг от друга и страшно упустить возможность радостного сосуществования, наполненного светом и нежностью.На русском языке роман публикуется впервые.


Ангел-хранитель

Любовь — чувство загадочное. Никто не знает, как она приходит, как уходит. Герои романа Франсуазы Саган не задумывались о природе подлинных чувств. И только роковое стечение обстоятельств вынуждает их по — новому взглянуть на своих возлюбленных, жен и друзей, на свое прошлое и настоящее.


Рекомендуем почитать
Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца!

В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.


Как я воспринимаю окружающий мир

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращенцы. Где хорошо, там и родина

Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.


Гласное обращение к членам комиссии по вопросу о церковном Соборе

«…Церковный Собор, сделавшийся в наши дни религиозно-нравственною необходимостью, конечно, не может быть долгом какой-нибудь частной группы церковного общества; будучи церковным – он должен быть делом всей Церкви. Каждый сознательный и живой член Церкви должен внести сюда долю своего призвания и своих дарований. Запросы и большие, и малые, как они понимаются самою Церковью, т. е. всеми верующими, взятыми в совокупности, должны быть представлены на Соборе в чистом и неискажённом виде…».


Чернова

Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…


Инцидент в Нью-Хэвен

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И переполнилась чаша

«Ей казалось, что жизнь может продолжаться так бесконечно – только она сама не понимала, заключается ли в этом просто возможность, надежда или же угроза». Любовь и история трех людей, таких обыкновенных и таких удивительных, посреди ужасов Франции 1942 года – в романе классика французской литературы Франсуазы Саган.Только закрыв за собой дверь, можно открыть окно в будущее.


Сигнал к капитуляции

Любви в шалаше не бывает – есть лишь мечта о ней, и, возможно, этой мечте не стоит воплощаться. В классическом романе Франсуазы Саган «Сигнал к капитуляции» воплощенная мечта, как бы пленительна ни была, обречена с первого мгновения – и, тем не менее, прекрасна.«Неверность – это когда тебе нечего сказать мужу, потому что все уже сказано другому».


Любите ли вы Брамса?

Обреченная любовь пылкого и взбалмошного юноши и зрелой женщины, измученной равнодушием и изменами любовника, камерный танец двух пар на долгом и порою грустном пути в вечность – в романе классика французской литературы Франсуазы Саган «Любите ли вы Брамса?».


Рыбья кровь

Творческий, тонко чувствующий человек сталкивается с машиной нечеловеческого бытия в оккупированной Франции, пытается быть порядочным, ищет выход, не находит и в итоге принимает единственно правильные, пусть и страшные решения – в поразительном романе современного классика Франсуазы Саган «Рыбья кровь».Счастье мимолетно и лживо. Вечной бывает только печаль.