Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом - [44]
16 февраля, накануне отъезда государя, у меня обедали два или три офицера Гвардейского экипажа, прибывшие с фронта, и моя подруга Лили Ден. Во время обеда я получила записку от императрицы, которая приглашала нас всех провести вечер у их величеств. Государь пришел очень расстроенный. (Может быть, другие и не заметили, но я хорошо знала его.) Пили чай в новой комнате за круглым столом.
На другой день утром, придя к государыне, я застала ее в слезах. Она сообщила мне, что государь уезжает. Простились с ним, по обыкновению, в Зеленой гостиной государыни. Императрица была страшно расстроена. На мои замечания о тяжелом положении и готовившихся беспорядках государь ответил, что прощается ненадолго и через несколько дней вернется. Я вышла потом на четвертый подъезд, чтобы увидать проезжающий мотор их величеств. Он помчался на станцию при обычном перезвоне колоколов Федоровского собора.
Мне в этот день очень нездоровилось. Утром я с трудом занималась в моем лазарете, во время операции еле держалась на ногах, но тяжелобольной не хотел без меня подвергаться операции, и пока я держала руку солдата, сама чуть не свалилась. Проводив государя, я легла, написав ее величеству, что не могу прийти к чаю. Вечером пришла Татьяна Николаевна с известием, что у Алексея Николаевича и Ольги Николаевны корь. Заразились они от маленького кадета, который приезжал играть с наследником десять дней тому назад: мы с императрицей в этот день долго сидели днем у детей, так как у великой княжны Ольги Николаевны началось воспаление уха. Кадет подозрительно кашлял и на другой день заболел корью. Для себя я не верила в возможность заразы. Несмотря на сильный жар на другой день, 22 февраля, я превозмогла себя и встала к обеду, когда приехала моя подруга Лили Ден. Вечером императрица с княжнами пришла к нам, но у меня сильно кружилась голова, и я еле могла разговаривать. На следующий день императрица нашла, что у меня появились на лице подозрительные пятна, привела докторов Боткина и Полякова, которые и определили корь в очень сильной форме; заболела и великая княжна Татьяна Николаевна. Дорогая императрица, забыв все свои недуги, надев белый халат, разрывалась между детьми и мною.
Вспоминаю, что в полусне я видела государыню постоянно возле моей постели: то она приготовляла питье, то поправляла подушки, то говорила с доктором. Подозрительно стали кашлять Мария и Анастасия Николаевны. В полузабытьи я видела родителей и сестру и помню, как долетали до меня их разговоры с государыней о каких-то беспорядках и бунтах в Петрограде, но о первых днях революции и восстании резервных полков я вначале ничего не знала. Знаю одно, что, несмотря на все происходившее, государыня была вполне спокойна и мужественно выслушивала все доходившие до нее известия. Когда моя сестра пришла и описала государыне происходившее в Петрограде, говоря, что всему пришел конец, императрица только улыбнулась и постаралась успокоить сестру.
Император Николай II с детьми на прогулке в Александровском парке, 1913
Ее величество рассказывала мне после, что преданный им великий князь Павел Александрович первый привез ей официальное известие о революции… Революция в стране во время мировой войны!.. И тут ее величество не потеряла присутствия духа. Сознавая, что ничего спасти нельзя, из министров она никого не вызывала и к посольствам с просьбой о защите ее и детей не обращалась, а со спокойствием и достоинством прощалась с приближенными, которые понемногу все нас покидали. Одни из боязни за себя, других же арестовывали. Уехали граф Апраксин, генерал Ресин, ушли флигель-адъютанты, слуги, офицеры и, наконец, полки. После каждого прощания государыня возвращалась, обливаясь слезами. Ушли от меня сестра милосердия, санитар Жук, доктора лазарета, спасались все, кто мог. Императрица не теряла головы, всех успокаивала, за всеми ходила, всех ободряла, будучи уверена, что Господь все делает к лучшему. Так учила она – не словами, а примером глубочайшего смирения и покорности воле Божией во всех грядущих событиях. Никто не слышал от нее слова ропота.
Никогда не забуду ночь, когда немногие верные полки (Сводный, Конвой Его Величества, Гвардейский экипаж и артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулеметами, грозя все размести, толпами шли по улицам к дворцу. Императрица вечером сидела у моей постели. Тихонько, завернувшись в белый платок, она вышла с Марией Николаевной к полкам, которые уже готовились покинуть дворец. И может быть, они и ушли бы в ту ночь, если бы не государыня и ее храбрая дочь, которые со спокойствием до полуночи обходили солдат, ободряя их словами и лаской, забывая при этом смертельную опасность, которой подвергались. Уходя, императрица сказала моей матери: «Я иду к ним не как государыня, а как простая сестра милосердия моих детей». Выйдя на подъезд, императрица вспомнила, что я могу услышать, как полки отвечают на ее приветствие (государыня еще скрывала от меня происшедшее). И вот прибегает камердинер сказать мне от имени ее величества, что полки ожидают прибытия государя… Даже в такую минуту она меня не забыла.
