Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом - [41]
Что касается денег, то Распутин никаких денег от их величеств не принимал, никогда от них никаких денежных сумм не получал, за исключением сотни рублей, которые посылали ему иногда на извозчика. Вообще деньги в его жизни не играли роли: если ему давали, он сразу же их раздавал. Семья его после его смерти осталась в полной нищете.
В 1913 году, помню, министр финансов Коковцов, который, как и все, не любил Распутина, предложил ему двести тысяч с тем, чтобы он уехал из Петербурга и не возвращался. Предложение это обидело Григория Ефимовича. Он ответил, что если «Папа» и «Мама» хотят, то он, конечно, уедет, но зачем же его покупать?[14] Знаю много случаев, когда он помогал во время болезней, но помню также, что не любил, когда его просили помолиться о больных младенцах, говоря: «Жизнь вымолим, но примешь ли ты на себя грехи, которые ребенок натворит в жизни?»
Вспоминаю также эпизод с одним из знаменитых врагов Распутина, монахом Илиодором. О нем, вероятно, читатель слышал много: как он в конце всех своих приключений снял рясу, женился и жил за границей. По моему мнению, это был, безусловно, ненормальный человек. Этот самый Илиодор затеял два покушения на Распутина. Первое ему удалось, когда некая женщина по фамилии Гусева ранила Распутина ножом в живот – в Покровском. Это было в 1914 году, за несколько недель до начала войны. Второе покушение было устроено министром Хвостовым с этим же Илиодором, но последний послал свою жену в Петроград со всеми документами и выдал заговор. Все эти личности, вроде Хвостова, смотрели на Распутина как на орудие к осуществлению их заветных желаний, воображая через него получить те или иные милости. В случае неудачи они становились его врагами. Так было с великими князьями, епископами Гермогеном, Феофаном и др. Я уверена, что Илиодор также ненавидел государыню и потому написал одну из самых грязных книг о царской семье. Прежде чем издать ее, он сделал государыне письменное предложение – купить эту книгу за шестьдесят тысяч рублей, грозя в противном случае издать ее в Америке. Помню, это случилось в Ставке, в 1916 году. Государыня возмутилась этим предложением, заявив, что пусть Илиодор пишет, что он хочет, и на бумаге написала: «Отклонить». В последнее время Илиодор живет в России и, кажется, состоит в прекрасных отношениях с коммунистами, зарекомендовав себя нападками на церковь и духовенство. При Временном правительстве много говорили, что брат его занимался выдачей заграничных паспортов.
Николай II, 1914–1915
Но какое же влияние имел Распутин на политику? Ведь те, кто его убили, если верить им, освобождали Россию от «германского агента», который-де втягивал их величества и всю страну в сепаратный мир и т. д. Письма государыни показывают, как их величества смотрели на вопрос о мире. И если я пишу, то пишу для выяснения правды и будущего суда истории, а потому пишу все как было.
Последние годы всевозможные министры, журналисты и прочая публика ездили к Распутину, и если бы он хотел, то ему, конечно, немало представлялось случаев вмешиваться в политику; но теперь и судебное расследование Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства доказало, что политикой он не занимался. Точно так же и у их величеств разговоры с ним были всегда на отвлеченные темы и о здоровье маленького наследника. Вспоминаю только один случай, когда действительно Григорий Ефимович оказал влияние на внешнюю политику. Это было в 1912 году, когда великий князь Николай Николаевич и его супруга старались склонить государя принять участие в балканской войне. Распутин чуть ли не на коленях перед государем умолял его этого не делать, говоря, что враги России только и ждут, чтобы страна ввязалась в эту войну, и тогда Россию постигнет неминуемое несчастье.
Как я уже писала, в начале войны с Германией Григорий Ефимович лежал раненный Гусевой в Покровском. Он тогда послал его величеству две телеграммы, умоляя «не затевать войны». Он и ранее часто говорил их величествам, что с войной все будет кончено – для России и для них. Государь, уверенный в победоносном окончании войны, тогда разорвал телеграмму, и с началом войны, как мне лично казалось, относился к Григорию Ефимовичу холодно. Последний раз государь видел Распутина у меня в доме в Царском Селе, куда по приказанию их величеств я его вызвала. Это было приблизительно за месяц до его убийства. Здесь я лишний раз убедилась, каким пустым вымыслом был пресловутый разговор о желании сепаратного мира, о котором клеветники распространяли молву, указывая, что это желание – то государя, то Распутина – Штюрмера или других. Государь приехал озабоченный и, сев, сказал: «Ну, Григорий, помолись хорошенько: мне кажется, сама природа идет против нас сейчас». Он рассказал, что из-за снежных заносов не успевают подвозить в Петроград хлеб. Григорий Ефимович ободрил его, сказал, что, главное, не надо заключать мира, так как победит та страна, которая покажет более стойкости и терпения. Государь согласился с этим, заметив, что у него есть сведения, как сейчас плохо с продовольствием и в Германии.
