Страна желанная - [19]

Кто знает — не таятся ли они вон за этой седой елью, обнявшей мохнатыми лапами заснежённую кучу валежника, точно желая укрыть кого-то.

И в самом деле, когда Глебка подошёл ближе, сугроб вдруг ожил. Большой ком снега упал вниз и рассыпался серебряной пылью. Валежник ломко хрустнул, тёмные еловые лапы вздрогнули и тихонько качнулись. Вместе с ними вздрогнул и Глебка. Он остановился, как вкопанный, но тут же с губ его сорвалось досадливое:

— Эх, косой чёрт!

Выскочивший из-под валежника беляк уже чесал по целине, и вслед ему нёсся резкий свист ребят. Беляк исчез за стволами, исчез и увязавшийся за ним Буян. Его громкий лай постепенно затихал вдали. В лесу снова наступила тишина. С тёмного неба падали синие сумерки. Пора было кончать игру. Лениво перекликаясь, усталые ребята возвращались в Ворониху. У избы Квашниных Глебка прощался со Степанком. Степанок звал к себе. Выходила на крыльцо Ульяна и тоже звала зайти в избу. Глебка заходил. Но едва наступала темнота, он становился на лыжи и убегал к себе в сторожку.

Напрасно уговаривал Степанок остаться на ночь, напрасно овдовевшая, осунувшаяся Ульяна, жалея оставшегося без надзора лесничонка, звала его перейти жить в свою избу. Глебка хмуро отнекивался и неизменно возвращался к себе домой. Отец сказал: «Жди». Он непоколебимо верил в то, что отец сдержит своё обещание и рано или поздно вернётся, несмотря на разделявшую их линию фронта, несмотря ни на что. Глебке казалось, что, если он уйдёт надолго из дому, как раз в это время отец и может придти.

Когда особенно тягостным становилось это долгое ожидание, Глебка выходил поздним вечером на дорогу, ведущую в Заречье, и долго смотрел на раскатанные санными полозьями и блестевшие при звёздах колеи. Он смотрел туда, где памятным осенним утром исчезла за поворотом телега с укрытыми под рогожей винтовками. Ему казалось, что он слышит грохот её колёс и видит машущего ему рукой отца. Он с тоской вглядывался в мутную ночную темень и вслушивался в насторожённую лесную тишину. Всё было неподвижно и безмолвно. Только изредка потрескивал на морозе заиндевелый ствол сосны.

Глебка возвращался в сторожку и уныло слонялся из угла в угол. К нему подходил Буян и, ластясь, крутился у ног. Заходил дед Назар и приносил чего-нибудь поесть: горбушку мякинного хлеба или добытую на охоте дичину.

С дедом было веселей и легче. Он знал великое множество старин, собранных им в годы своих скитаний. Больше всего, однако, любил дед былины о русских богатырях. Богатыри совершали удивительные подвиги. Могучие и великодушные, они разгоняли разбойников, освобождали честных людей из плена, стояли богатырскими заставами на рубежах земли русской — стерегли и обороняли её от печенегов и татар, от половцев и других наезжих недругов, бились за землю свою, за города её и сёла.

Когда дело доходило до богатырских сшибок, голос деда Назара крепчал. Дед молодел. Потускневшие глаза снова начинали сверкать. Он притоптывал ногой. Скрипели выщербленные половицы. Вздрагивал хилый огонёк стоявшего на столе сальника. По стенам и потолку, ломаясь на углах, метались огромные тени. Глебка следил за их причудливой игрой, и ему казалось, что это богатыри дерутся с печенегами.

А ночью ему снились длинные и беспокойные сны. В Ворониху врывались американцы и англичане и навстречу им от околицы летели богатыри. Впереди всех тяжело скакал на огромном коне чернобородый Илья Муромец. Он наскакивал на стоящего посредине дороги лейтенанта Скваба и обрушивал на его голову свою палицу «весом в девяносто пуд». Долговязый англичанин подбрасывал вверх свою перчатку из свиной кожи и нырял под брюхо богатырского коня.

Тогда вдруг появлялся Василий Квашнин и ловил вожжами лейтенанта. Он набрасывал петлю на его длинную гусиную шею, но лейтенант визжал и извивался, и Квашнин никак не мог затянуть петлю. Тут на него кидался нивесть откуда взявшийся краснорожий сержант, и Квашнин валился на землю. С неба начинал падать густой снег. Он падал белой шуршащей завесой. Внезапно из-за снежной завесы выскакивали партизаны и впереди них — отец. Партизаны кидались на помощь богатырям. Они сражались с солдатами лейтенанта Скваба и с краснорожим Даусоном. Солдаты громко топали ногами, обутыми в тяжёлые ботинки. На длинных ногах лейтенанта надеты были такие же тяжёлые с гвоздями на подошвах ботинки, и отец бил по ним богатырской палицей. Он бил долго и сильно, и глухой звук его ударов отдавался в лесу. От него неприятно свербило в ушах… Глебка завертел головой, чтобы избавиться от этого назойливого стука, и заворочался на лежанке. Потом, ещё сонный, чуть приоткрыл слипающиеся глаза. Буян, лежавший у порога, поднял голову и, навострив уши, беспокойно заворчал.

В сторожку глядела белолицая луна. На полу вытянулась большая угловатая тень стола. Кто-то стучал в окно. Впрочем, может быть, это только почудилось. Может быть, он всё ещё спит, и это продолжение сна. И во сне — батя и богатыри. Такой длинный, хороший сон… Глебка закрыл глаза и, вздохнув, повернулся на другой бок.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. КРОВЬ НА СНЕГУ

Путь был дальний и нелёгкий. Передовым шёл Шергин. Он уже бывал в этих местах, разведывая местоположение вражеского бронепоезда и подходы к нему. Теперь он вёл обходную колонну уверенно и быстро.