Страна возможностей - [5]

— Приходите в бар «ЧПЗ», — сухо говорю я прохожему мужику, — второе пиво бесплатно.

— А, а? Чего, че?

— Вы с этим купоном можете получить второе пиво.

— Да ладно! Так, класс. Слушай, брат, а продай мне штук десять таких купонов, а? По-братски. Я заплачу тебе даже.

— Хотелось бы, но не могу.

— Почему?

— Запрещают.

— Ну, дай хотя бы штук пять.

— Ладно, держите.

Дал ему купонов — так и день быстрее кончится. Осталось еще штук семьдесят до конца рабочего дня. Дальше начал раздавать по два-три на руки, лишь бы отделаться.

Перед тем как вернуться домой, заглядываю в бар, где все уже упиваются с этими купонами. Кто-то успел уснуть за столиком. Бармен еле успевает пиво разливать.

— Ты там охуел, что ли? — встречает он меня. — Ты сколько купонов на руки выдаешь?

— Иногда больше одного.

— Это сколько — больше одного?

— Ну, как-то раз выдал пять. Всего один раз.

— Чего? Этот хуй сидит уже упитый, на купоны твои он десять бокалов выжрал. Хорош так делать, слышь!

— Мне жаль, прости. Налей воды, пожалуйста.

Он налил, поставил передо мной неполный бокал.

— Сто рублей.

— Смешно.

— А я не шутил.

Я допил и вернул стакан.

— До свидания! — И вышел вон.

* * *

Работать на пепелище было весело, даже странно, что за это платили нам, а не наоборот. Мы скидывали в кузов грузовика разный хлам, запрыгивали туда же, в эту кучу, и ехали с ветерком до пепелища — большого выжженного черного куска земли. Там мы сбрасывали мусор на землю, собирали в кучу, опоясывали горючей черной лентой, сделанной из гудрона и смолы, и кидали спичку. Потом долго смотрели, как черный густой дым взвивается вверх, и глаза наши слезились, и першило в горле.

Как-то раз, когда я наблюдал за огнем, ко мне подбежал глухонемой Виталик — юродивый маленький мужичок лет сорока, как Герасим, только Герасим был сильный и большой, а Виталик — маленький и жалкий.

— М-м, му, му, му, — мычал он, размахивая руками, жестикулируя и показывая на пламя, видимо, рассказывая какую-то волнующую историю.

— Ого. Правда? Ничего себе, — говорю.

Ничего из его мычания я, конечно, не понял.

* * *

Начальник открыл маленькую дверь в огромный ангар.

— Ох, сюда мы лет пять уже не заходили. Вот вы там первые и будете.

Я слышал, что когда люди только начинали исследовать египетские гробницы, их, дураков, спустя какое-то время начала косить смертельная хворь. Винили, конечно, проклятия фараонов, в чьи погребения забрались без спроса, а на самом деле там тысячелетиями жила злая плесень, которая попала в легкие исследователей, из-за чего бесславно окончились их далеко не бессмысленные жизни. Моя-то жизнь будет проще, чем у них, но есть вероятность, что и я из этого ангара не выйду.

Сдохнем мы от пыли и плесени, что здесь годами жила и поедала дерево, и положат нас в гробы местного производства, и, что самое страшное, в школу в сентябре мы уже не пойдем. А насколько я знаю свою учительницу по математике Наталью Геннадьевну, такая причина для нее не является уважительной.

А ведь я уже начал планировать начать учиться так хорошо, чтобы вообще больше никогда руками не работать. Перестать прогуливать, перестать исправлять двойки в дневнике и вырывать страницы из тетради. Алгебру я буду учить, клянусь. Лишь бы только не работать на заводе или промоутером, не таскать бревна с детьми божьими Андреем и Пашей, не мыть машину отца, а если мыть, то просто так, а не за деньги. И уж точно не рвать траву для кроликов. Хочу носить форму и даже рубашку буду в брюки заправлять, клянусь, лишь бы не эту спецодежду вонючую.

В ангаре загорелись лампы над потолком. Внутри наваленные горы ДСП — древесно-стружечных плит. Гора плит была с меня ростом. — Мальчики, нужно, чтобы вы все это разломали, вынесли отсюда, освободили ангар и свезли на сожжение.

Начальник выдал нам две большие кувалды и перчатки — такие, с пупырышками на ладонях, чтобы не скользили.

Но они обычно все равно скользят, и приходится работать голыми руками. Если бы через полчаса кто-нибудь зашел на этот склад, то ничего не смог бы разглядеть через густые облака древесной пыли, а если бы и смог, то увидел двух скачущих по горам ДСП парней, под музыку крушащих кувалдами доски. У меня, например, в наушниках играл Slipknot, чтобы работать с большей злостью. И потом бы этот человек запер за собой дверь и больше никогда сюда не возвращался.

* * *

По дороге на вторую работу я встречал и других промоутеров — таких же ребят, как я. Несчастные глупые распространители рекламы кофеен, пиццерий, колбасных магазинов и сетей бытовой техники протягивают свои бумажки и натужно улыбаются. Кто-то глуп настолько, что даже улыбается искренне, прыгает перед прохожими. Я беру бумажки у каждого из них в знак солидарности. А потом, конечно, выбрасываю их в ту же переполненную урну, как и все.

К концу августа я надел оранжевую футболку в последний раз и раздал последнюю пачку флаеров. Это был бесконечно долгий день, день зарплаты. Что я куплю на эти деньги? Может, куплю новый ноутбук. Может, одежду или телефон. Я мысленно складывал купюру к купюре. К вечеру я спустился в бар за получкой.

— Так, по нашей таблице, — протянул рыжий менеджер с бородкой, — мы должны тебе 5400 рублей.