Страна вина - [25]

— Сыночек драгоценный, Сяо Бао, — ласково приговаривал Цзинь Юаньбао, похлопывая его по попке. — Не надо плакать, сейчас папа тебя помоет.

Жена приняла у него ребенка. Тот выпятил животик и потянулся к ее груди, лепеча:

— Кушать мама… Кушать мама…

Ей ничего не оставалось, как усесться на порожек и расстегнуть кофту. Сяо Бао наладил сосок прямо в рот, и послышалось довольное угуканье. Женщина сгорбилась, словно под его тяжестью.

Муж поплескал рукой воду в корыте и заторопил:

— Не корми, вода остынет.

Та похлопала ребенка по попке:

— Сынок, дорогой, хватит. И так уже всю высосал. Давай помоемся. А как вымоем тебя начисто, отправим в город, будешь жить там счастливый и довольный.

Она с силой отталкивала ребенка, но тот вцепился зубами в сосок и не отпускал, отчего тощая грудь растянулась, словно потерявшая эластичность изношенная резина.

Цзинь Юаньбао резко потянул ребенка к себе, у женщины вырвался стон, а Сяо Бао разревелся. Отец шлепнул его и сердито гаркнул:

— Не реви! Чего разорался!

— Ты полегче, руки-то распускать, — расстроилась жена. — Наставишь синяков, снова снизят категорию.

Муж сорвал с ребенка одежду, отшвырнул ее в сторону, потрогал рукой воду и, приговаривая себе под нос: «Горячевата, ну да и хорошо, грязь сойдет», — опустил голенького мальчика в корыто. Тот пронзительно завопил. По сравнению с тем, как ревел раньше, это было все равно что вершина горы после волнистых холмов. Поджимая ноги, он всячески пытался выбраться из корыта, а Цзинь Юаньбао старался запихнуть его обратно. Женщине окатило горячей водой лицо, она сжала его руками и тихо проговорила:

— Отец, слишком горячая, как бы за покраснения опять категорию не снизили.

— Вот ведь орет, паршивец, будто я ему должен, — бубнил муж. — Это ему холодное, это горячее. Ну добавь полковша холодной.

Женщина поспешно встала, не успев прикрыть отвисшие груди, и длинные полы кофты свесились у нее между ног, будто промокший старый флаг. Она зачерпнула полковша, вылила в корыто и быстро поболтала в нем рукой:

— Не горячая. Сейчас точно не горячая. Не плачь, сокровище мое, не плачь.

Сяо Бао ревел уже не так отчаянно, как раньше, но продолжал отбрыкиваться руками и ногами: мыться ему совсем не хотелось. Цзинь Юаньбао упрямо пытался опустить его в корыто. Жена, с черпаком в руке, тупо застыла рядом, и он прикрикнул на нее:

— Ну что стоишь как мертвая! А ну быстро помоги!

Словно очнувшись, она отбросила черпак. Присела на корточки перед корытом, окатила мальчика водой и стала мыть ему попку и спину. Из другой комнаты вышла их старшенькая — маленькая девочка лет семи-восьми, босая, в одних больших мешковатых красных штанах по колено, с растрепанными волосами. Втянув голову в голенькие плечи, она спросонья терла глаза:

— Па, ма, зачем вы его моете? Хотите зажарить нам на обед?

— А ну катись обратно спать! — вскинулся на нее Цзинь Юаньбао.

При виде старшей сестры Сяо Бао заревел благим матом, пытаясь позвать ее. Та, не смея и пикнуть, тихонько попятилась назад в комнату, остановилась в дверном проеме и стала наблюдать за родителями.

Сяо Бао докричался до хрипоты, он уже не ревел без остановки, а похныкивал время от времени без слез.

От горячей воды грязь на теле мальчика стала скользкой и жирной, а вода в корыте сильно помутнела.

— Принеси мочалку и жидкое мыло, — велел муж.

Жена вытащила и то и другое из-за печки.

— Теперь держи его, — добавил он, — а я буду мыть.

Они поменялись местами.

Цзинь Юаньбао окунул в корыто мочалку, развел в миске немного мыла и стал тереть мальчику шею, попу и даже между пальчиков. Покрытый мыльной пеной Сяо Бао снова заорал как оглашенный, и комната наполнилась страшной вонью.

— Отец, ты бы полегче, — переживала женщина. — Всю кожу сдерешь.

— Ничего, чай не бумажный, — хмыкнул Цзинь Юаньбао. — Чуть потер — и уже сдеру? Знала бы ты, какие хитроумные эти инспекторы, даже в попу ребенку заглядывают. Чуть заметят какую грязинку, тут же норовят на категорию снизить, а одна категория — десять с лишним юаней.

Наконец мытье закончилось. Цзинь Юаньбао держал мальчика, а жена вытирала его чистым махровым полотенцем. При свете лампы было видно, как он раскраснелся, от него шел приятный аромат чистой плоти. Она достала комплект новой детской одежды и попутно приняла ребенка из рук мужа. Сяо Бао снова стал искать ртом грудь, и она сунула ему сосок.

Цзинь Юаньбао вытер руки, набил трубку и прикурил от лампы над дверью.

— Взмок весь из-за этого поганца, — проговорил он, выпустив кольцо дыма.

Сяо Бао уже заснул с соском во рту. Баюкавшей его женщине, похоже, не хотелось с ним расставаться.

— Давай сюда, а то мне еще топать и топать! — велел Цзинь Юаньбао.

Женщина вытащила сосок. Ребенок продолжал шлепать губами, словно сосок еще был во рту.

С бумажным фонарем в одной руке и спящим ребенком в другой Цзинь Юаньбао вышел из дома в переулок, а потом вывернул на главную улицу. Шагая по переулку, он чувствовал на себе взгляд жены, стоявшей у порога, и душу защемило. Но когда повернул на улицу, это чувство тут же улетучилось.

Луна еще не скрылась. Листья с тополей на серенькой улочке уже облетели, они стояли молчаливыми долговязыми молодцами, и их ветви отливали зеленовато-белым. В ночном воздухе витало запустение и смерть, и он невольно поежился. Теплый желтый свет фонаря отбрасывал на дорогу большую покачивающуюся тень. Увидев сквозь белый корпус, как по желтой свече из овечьего жира стекает капля расплавившегося воска, похожая на слезу, он украдкой шмыгнул носом. У чьего-то двора несколько раз вяло тявкнула собака. Он тоже без особого интереса глянул на ее чернеющую тень, а потом услышал, как та, шелестя соломой, забивается под скирду. Уже на выходе из деревни до него донесся детский плач. Подняв голову, он увидел в окнах нескольких домов тускло-желтый свет и понял, что там заняты тем же, что они с женой уже проделали. Он их опередил, и от этого на душе полегчало.