Страна терпимости (СССР, 1951–1980 годы) - [59]

Ксения глянула и обомлела: предплечье действительно было синим.

– А… – она беспечно махнула рукой. – Муж приложился.

– Он у тебя дерется, что ли?

– Ага… Как напьется, так кулаки чешутся, – Ксения шутила, не замечая, как женщины многозначительно переглядываются.

Она зачем-то вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой, а когда возвращалась, услышала свое имя и приостановилась.

– Ну, Ксения, кто бы подумал! Конечно, она не виновата. Но если кто-нибудь из посторонних увидит, что он подумает о нашей сотруднице и вообще о нашем учреждении? Что здесь непорядочные люди работают, – Зоя Павловна многозначительно помолчала и продолжила: – Сегодня на руке, завтра на лице… («Типун тебе на язык!» – подумала Ксения). Нет, я не могу допустить, чтобы мои сотрудницы ходили с синяками. С этими замужними женщинами одни неприятности. Насколько в этом отношении лучше одинокие. Если подобное повторится, я вынуждена буду вести разговор с руководством о ее дальнейшем пребывании у нас. Да и вообще…

«Вот как, оказывается, делают из мухи слона. Всего-то неудачная шутка, а какие могут быть последствия!..» – Ксения отступила от двери, благо на ковровой дорожке шаги были неслышны, сошла на паркет и поцокала каблучками – цок-цок – открыла дверь, сделала вид, что споткнулась о край дорожки и плечом ударилась о косяк.

– Ой-ё-ё-ёй! – громко ойкнула она. – Опять по тому месту, что вчера. У нас свет отключили, я пока свечку искала, так ударилась о косяк, аж искры из глаз…

– Ты же сказала, что муж ударил… – в голосе Зои Павловны слышалось явное разочарование.

– Что вы, Зоя Павловна! Он у меня мухи не обидит. Такой спокойный, такой спокойный, аж противно иногда. Одним словом, флегма, – Ксения лгала вдохновенно, искренне напуганная угрозой начальницы.

Не без помощи Зои Павловны уволили недавно молодую женщину из экспедиции, несмотря на беременность. Чем-то не угодила своей начальнице, приятельнице Зои Павловны.

Безделье продолжало мучить Ксению, и стихи не спасали, прятаться было унизительно. Ум бездействовал, не находя пищи в пустых бабских разговорах о мужьях, о тряпках, о чужих делах. Душевная энергия, не находя выхода, подкатывала к горлу. Ксения начинала задыхаться, как рыба на песке, среди обитателей канцелярии. «Пора, пора уносить отсюда ноги, а то как бы чего не вышло», – все чаще думала она, ловя себя на желании громко расхохотаться – вот рты поразевали бы! – или сказать какое-нибудь жаргонное словечко из словаря юности: – Ну, ты, чува, – обращаясь к Зое Павловне, – что ты мне лажу порешь? – или, скажем, сигаретку вдруг в рот сунуть и щелкнуть зажигалкой… Такие вот странные желания возникали у Ксении, одной из сотрудниц образцово-показательной канцелярии, где не водилось бездельников. Усилием воли, а воля у нее была, она подавляла их и даже изображала на лице некое подобие угодливой улыбки, воображая, что она стоит перед Зоей Павловной на задних лапах, вертит хвостом и лебезит.

– Ах, Зоечка Павловна, какие у вас перышки, какой носок…

Но – день ото дня ей становилось все хуже. Она замечала порой, что стала думать и говорить о себе во множественном числе: «мы, в канцелярии», как говорили все. Начинала сливаться с неприятными ей женщинами, терять свою непохожесть, индивидуальность, свое лицо, постепенно превращаясь в конформистку. Они пока своей ее не считали, но Зоя Павловна уже более благосклонно, чем первые дни, поглядывала на Ксению и даже улыбалась одним уголком рта, слушая ее рассказы о семейной жизни. А Ксения правду выдавала за шутку. Ей было плохо, в семье по-прежнему царил разлад. Поделиться было не с кем, вот она и делилась, изливая обиду на мужа и родителей под маской шута горохового. «Всегда быть в маске – судьба моя!» А ведь она искренне пыталась быть и жить, как все! Но поэзия подняла ее над окружающими, ее внутреннее презрение к ним усилилось.

«Не ладится в жизни семейной. Трагедия? А, наплевать! У каждого в этой-то сфере не тишь и не благодать. Не ладится в жизни семейной. Нет пьянства и нету измен. Семейный портрет в интерьере, но – холодом веет от стен.» Бросить бы ей к чертовой матери эту канцелярию, это стоячее болото, это учреждение и бежать, куда глаза глядят. Ан нет! Она не из тех, кто отступает. У нее – цель, для достижения которой она должна терпеть и вытерпеть все, даже унижение: плюнут – утрись, ударят – отвернись. Пусть все хорошее, что есть в ней, сгорит синим пламенем. «Цель оправдывает средства, – твердила она про себя в особенно тяжелые минуты, донельзя подавленная пустотой существования в канцелярии. – Терпи, терпи! Зубы стисни, язык прикуси, душу в кулак сожми. Бог терпел и нам велел…»

В Совмине изредка проходили различные конференции и пленумы, на которые съезжались первые руководители из всех областей Казахской ССР. Целый зал отводится под торговлю дефицитами для дорогих гостей. В два ряда на вешалках располагались шубы из разных мехов, заграничные одежда и обувь, чешская бижутерия, изделия из золота и платины. На всех входах в вожделенную залу стояли милиционеры. Всеми правдами и неправдами сотрудники аппарата все же стремились туда попасть, чтобы отовариться. Ксении удалось как-то улестить одного молоденького милиционера, он ее пропустил. Зажимая пятерку в кулаке, она робко прошмыгнула по отделам. Боже мой, такой роскоши она никогда не видела. Да и где увидеть? ТОЛЬКО В ЗАГРАНИЧНОМ КИНО.