Страна снов - [6]

Неожиданно он повернулся туда, где стояла Деа, и она поспешно вышла из сна.

Мириам обняла Деа, и даже через одежду девочка почувствовала, какая мама худая.

– А тебе? – спросила она.

– Со мной все прекрасно. – Мама взялась за кофеварку.

– У тебя усталый вид. – Мириам выглядела не просто усталой, а больной, но Деа не хотела это говорить. Мать была настолько бледной, что отчетливо виднелись синие жилки на запястьях и шее. Глаза – большие, красивые, цвета грозовых туч – казались огромными на узком лице со впалыми щеками.

Она тоже умела ходить в сновидения. Деа узнала об этом после случая с Мирой, но мать никогда ничего не рассказывала, изложив только общие правила. Однажды Деа спросила: «А дедушка с бабушкой тоже ходили по снам?», – думая, что, может, это какая семейная генетическая мутация. Но Мириам коротко ответила «нет», и Деа не стала допытываться. Еще одна тема, которой они не касались в разговоре, – родня: почему у них нет родственников и куда все делись.

Единственная фотография отца, водруженная на каминную полку в гостиной, была сделана лет двадцать назад. Совсем молодой человек в безвкусной красной рубашке-поло смеется и гладит собаку. Деа не знала, его это пес или мамин и когда и где сделан снимок, но спрашивать не хотела – это сузило бы простор для воображения.

А воображение у нее было богатое. То отец у нее был пожарным и героически погиб одиннадцатого сентября, то работал на ЦРУ и попал в плен, выполняя особо опасное задание, но однажды обязательно вернется, сбежав из тюрьмы с помощью пинцета. Или что его посадили за преступление, которого он не совершал, и он не объявится, пока не обелит свое имя. Словом, Деа готова была принять любую версию, кроме подозрения, возникавшего исподволь: что отец просто устал от них и ушел.

– Ты точно нормально себя чувствуешь? – спросила она. Деа знала, что между походами в сны мать совершает далекие прогулки, после которых едва держится на ногах.

– Абсолютно. Предоставь волноваться мне, дочка. – Мириам разлила кофе и добавила молока, задержав молочник над чашкой ровно на три секунды. – Будешь?

– Сейчас, – Деа села за стол и рассеянно потянулась к газетам, пестревшим заголовками о жаре и убийствах в округе Арангасетт. Как хорошо – суббота, солнце, до школы сорок восемь часов.

– Вообще-то я читаю, – быстро сказала мать, сделав движение. Но она опоздала: из газеты выпало несколько рекламных буклетов со стандартными осчастливленными семьями, нашедшими новое жилье в Гринвиле, Северная Каролина, Таллахоме, Теннесси, и Сент-Поле, Миннесота.

Деа похолодела.

– Что это? – спросила она, отпрянув, будто брошюры могли ожить и укусить. – Для чего?

Помешивая кофе, Мириам ответила, не поднимая глаз:

– Не надо кричать, Деа. Я просто смотрю.

– Ты же обещала – больше никаких переездов. – К горлу Деа подступил комок. С обложки буклета о Сент-Поле на нее насмешливо смотрел светловолосый подросток.

– Тебе здесь даже не нравится, – сказала мать.

– Мне и там не понравится, – отрезала Деа. Везде одно и то же – ребята новые, сплетни старые. Здесь у нее хотя бы есть Голлум. В памяти мелькнуло лицо нового знакомого, разительно изменявшееся от улыбки. – Давай начистоту! Миннесота?

– Я же сказала, я пока только смотрю. – Мириам подняла глаза. В ее взгляде читалось предупреждение, но Деа было все равно. Она встала, дрожа.

– Ты обещала. Ты поклялась!

– Обстоятельства изменились, – перебила Мириам, с грохотом ставя чашку на стол. Немного кофе выплеснулось через край. Мать и дочь молчали, испепеляя друг друга взглядами. Наконец мать вздохнула: – Послушай, Деа, еще ничего не решено, понимаешь? Это же только варианты…

– Я никуда не поеду, – сказала Деа. – Ты меня не заставишь.

– Еще как заставлю, – нахмурилась Мириам. – Есть вещи, которых ты не понимаешь, они слишком сложны для тебя и…

В дверь громко постучали. Мириам подскочила. Деа тоже. Тоби заорал. Никто никогда не приходил к ним с парадного входа, кроме разносчика пиццы и иногда двинутого проповедника, призывавшего покаяться и предлагавшего Библии за три девяносто девять. С Голлум Деа встречалась утром у калитки и вечером расставалась там же.

– Кто это? – почти испугалась Мириам, задвинув брошюры под газету, будто скрывая улики (каковыми, по мнению Деа, они и являлись). – Ты никого не ждешь?

Деа не ответила. Ярость в ней еще не улеглась.

Тоби увязался за ней. Прижав его ногой к стене, чтобы кот не выбежал на улицу, Деа отперла все три замка, не озаботившись взглянуть в глазок. Наверняка явился очередной краснобай с Библией.

На пороге стоял Коннор.

– Привет, – помахал он рукой, хотя стоял всего в футе от Деа.

С разгона Деа чуть не сказала: «Пошел вон», как обычно говорила бродячим торговцам. Тоби вывернулся и бросился на крыльцо, но Коннор его перехватил:

– Не так быстро, шустрый.

– Спасибо, – сказала Деа, когда Коннор передал Тоби, держа его осторожно, словно фарфорового. Повернувшись, чтобы забросить кота в коридор, Деа уловила быстрое движение: Мириам поспешно отступила в кухню. Деа вышла на крыльцо и прикрыла дверь, чтобы мать не стояла и не слушала, а Коннор случайно не увидел десяток часов и бледные следы от снятых зеркал на обоях.