Страна снов - [22]

А мать придет в бешенство.

Пока Коннор одевался, Деа ждала в гостиной, рассматривая семейные фотографии (отчасти чтобы не думать об обнаженном красивом парне наверху в спальне). Здесь были снимки Коннора в самом разном возрасте: вот он улыбается почти беззубой улыбкой перед огромным тортом с двумя свечками, а вот, худющий и гордый, стоит у бассейна с медалью на шее. Несколько фотографий отца и мачехи и каких-то пожилых людей – видимо, родственников или друзей семьи.

Позади других стояла фотография малыша, завернутого в голубое одеяльце с жирафами. Деа внутренне вздрогнула: она видела точно такие шторы на одном из окон во сне Коннора! Взяв фотографию, она всмотрелась внимательнее.

– Это мой брат, – сказал Коннор за ее спиной. Деа не слышала, как он подошел. Он выдернул снимок из ее пальцев и поставил обратно.

– Что с ним сталось? – спросила Деа.

– Умер, – с легким раздражением ответил Коннор, будто это было очевидно.

Деа похолодела, вспомнила о воплях, преследовавших ее во сне Коннора.

– Извини.

– Это ты меня извини, – произнес он, отводя глаза. – Я не люблю об этом говорить.

– Я понимаю.

Коннор тут же стал прежним и заулыбался. Деа это иногда раздражало: он будто вода, плещущая по камням, – слишком быстр для нее, не уловишь. Он обнял ее за плечи:

– Ну что, готова стукаться электромобилями?

– Мечтай, мечтай, – сказала Деа.

Глава 9

Они встретились с Голлум у входа. Голлум с младшими братьями Ричи и Маком пробыла на фестивале уже час и успела выиграть маленького игрушечного вурдалака. Мальчишки явились с раскрашенными лицами: Ричи, маленький и серьезный, с треугольным, как у сестры, личиком, был котом, а Мак, старше, крупнее и глупее, – скелетом.

Деа никогда не бывала на фестивале ужасов. После переезда в Филдинг Мириам, обожавшая карнавалы, ездила сюда каждый год, иногда по нескольку раз, возвращаясь домой с полными руками дешевых призов и с запахом пончиков. Деа с матерью ездить стеснялась, опасаясь, что встретит кого-нибудь из школы.

Но сейчас, пробираясь через толпу с Коннором, Голлум и ее братишками, Деа почти хотела, чтобы их увидел кто-нибудь знакомый. Под кроссовками чавкала грязь. Колесо обозрения вырисовывалось в небе, как выгнутый хребет исполинского чудовища. Стоял шум и гам: старые механизмы скрипели и постанывали под весом отдыхающих, с горок периодически слышались дружные вопли – мерный ритм карнавала напоминал шум волн. Пахло чадом, жареным мясом и сахарной ватой. Коннор придерживал Деа за спину, когда толпа становилась особенно плотной.

Деа подумала, вернулась ли уже Мириам, но отогнала эту мысль. Она понимала: если мать будет настаивать на переезде, у нее не останется выбора. Но не станет же Мириам настаивать, узнав, что это сделает ее дочь несчастной!

Или все же станет?

Присев за забрызганный краской стол для пикника, они ели хот-доги, наслаждаясь ноябрьским солнышком. Мак с Ричи носились по влажной траве с другими детьми, одетыми вампирами и демонами, а Голлум объясняла свою теорию метафорического смысла колеса обозрения.

– Все дело в тщетности амбиций, – говорила она, тыча перед собой пластмассовой соломинкой. – Лезешь, лезешь на самый верх, а потом раз – и летишь головой вниз к тому, с чего начинал.

– Короче говоря, ты не хочешь на колесо обозрения? – уточнил Коннор, стараясь сохранить серьезное лицо.

Голлум фыркнула:

– Я не катаюсь на метафорах, они слишком неустойчивые.

Они сыграли в охоту на зомби, стреляя тонкими струйками воды в деревянные фигурки с мишенями на животах. Первый раунд выиграл Коннор, второй – Мак, а Деа уверенно шла к победе в третьем, когда Коннор начал ее щекотать.

– Так нечестно! – засмеялась она, задыхаясь, когда Коннор поднял руки и объявил себя победителем. – Ты смошенничал!

– Я применил стратегическую хитрость, – поправил он. На секунду они оказались совсем близко – Деа видела каждую ресницу Коннора, зеленые крапинки на коричневой радужке, мягкие грани скул. Настолько близко, что она не сомневалась – сейчас Коннор ее поцелует на глазах у всех.

– Не лишено смысла, Донахью, – подтвердила Голлум, и волшебство исчезло. Коннор постучал Деа по голове, будто младшую сестрицу.

Счастлива. Деа была счастлива! Она забыла о ночных кошмарах Коннора, о том, как мать постучала к ней в спальню и велела собирать чемодан, о лжи о своем отце. Она забыла все, кроме аркадных игр, вкуса сахара, запаха кукурузных булок с сосисками, Голлум, побежавшей за Маком, чтобы предотвратить годзиллово разграбление лотка с конфетами, и руки Коннора у себя на талии. Деа хотела растянуть этот день до бесконечности, раздуть его, как стеклянный шар, и навсегда оказаться внутри. Только теперь она начала понимать, как одиноко жила, – так выброшенный на берег осознает, насколько близко прошла смерть. Деа хотелось крепко схватить свое счастье, как что-то вещественное, и не отпускать.

Но время шло. Солнце поблекло, стало холоднее. Состав отдыхающих менялся: родители с детьми спешили на парковку. Ричи показал норов, разревевшись, когда не выиграл в дартс.

– Это мне сигнал, – сказала Голлум, сажая братишку себе на бедро. При ее худобе она была удивительно сильной – видимо, от работы на ферме. – Пойду-ка я домой, чтобы успеть до эмоционального Армагеддона. Ричи, скажи: «До свидания». Попрощайся, Мак.