Страна Рождества - [50]

Падение было неловким и болезненным. Она долбанулась об алюминиевый пол шахты, врезавшись правым коленом себе в лицо. Ступня другой ноги попала в люк из нержавейки и высунулась обратно в чулан.

Вик на мгновение опасно приблизилась к панике. Она заплакала, а когда поднялась в бельепроводе на ноги, то не попыталась подняться еще раз, но стала прыгать, хотя верх был явно вне досягаемости, а в гладкой алюминиевой шахте совершенно не за что было ухватиться. Она кричала. Звала на помощь. В шахте было полно дыма, туманившего зрение, и посреди крика она закашлялась — жестким, сухим, болезненным кашлем. Она все кашляла и кашляла, даже не надеясь, что когда-нибудь перестанет. Кашляла с такой силой, что ее почти рвало, и в конце концов она отплюнула длинную струйку слюны с привкусом желчи.

Но не дым приводил ее в ужас, не боль в задней части правого бедра, где она определенно порвала мышцу. Ужас порождало ее полное, отчаянное одиночество. Как там мать кричала отцу? Но ты не растишь ее, Крис! Я ращу! Я все это делаю сама! Ужасно было оказаться вот в такой дыре совершенно одной. Она не помнила, когда в последний раз обнимала мать: свою испуганную, вспыльчивую, несчастную мать, которая стояла с ней рядом и клала прохладную руку на лоб Вик, когда у той бывал жар. Ужасно было думать, что вот здесь ей и придется умереть, оставив все как есть.

Потом она снова поднималась по шахте, упираясь спиной в одну стену, а ногами в другую. Из глаз текло. Теперь дым в бельепроводе стал густым — вокруг нее вздымался непрерывный коричневатый поток. В задней части правой ноги что-то было ужасно повреждено. Толкаясь этой ногой вверх, она каждый раз чувствовала, будто та же мышца рвется снова и снова.

Моргая и кашляя, отталкиваясь и извиваясь, она неуклонно продвигалась вверх по бельепроводу. Металл, прилегавший к спине, чересчур уже нагрелся. Ей казалось, что очень скоро она будет оставлять на стенах клочья кожи, что до стен бельепровода невозможно будет дотронуться. Только это уже не было бельепроводом. Это был дымоход, внизу горел дымный огонь, а она была Санта-Клаусом, карабкавшимся к своим оленям. В голове у нее вертелась эта идиотская рождественская песенка, празднуй, празднуй Рождество, повторяясь снова и снова в бесконечном цикле. Ей не хотелось зажариться до смерти с рождественской музыкой в голове.

Когда она приблизилась к верхней части шахты, трудно было разглядеть хоть что-нибудь через дым. Она непрерывно плакала и старалась не дышать. Большая мышца правого бедра неуемно дрожала.

Где-то чуть выше своих ступней она увидела дугу тусклого света: люк, выходивший на второй этаж. Легкие у нее горели. Она задыхалась, не смогла удержаться, набрала полную грудь дыма и закашлялась. Кашлять было больно. Она чувствовала, как трескаются и рвутся мягкие ткани под ребрами. Правая нога внезапно подкосилась. Падая, она сделала выпад, толкнув руками закрытый люк. При этом успела подумать: «Не откроется, он что-нибудь перед ним поставил, и теперь он не откроется».

Руки, распахнув люк, вылетели наружу, в восхитительно прохладный воздух. Она удержалась, ухватившись за край отверстия подмышками. Ноги свалились в шахту, ударившись коленями о металлическую стену.

Как только люк открылся, бельепровод потянул воздух, и она ощутила, как вокруг нее поднимается горячий и зловонный ветер. Хлынул дым, обволакивая ее голову. Она беспрерывно кашляла и моргала, кашляла так сильно, что сотрясалось все тело. Она ощущала вкус крови, чувствовал кровь у себя на губах, спрашивала себя, не выкашливает ли она из себя что-нибудь жизненно важное.

Долгое мгновение она висела все там же, слишком слабая, чтобы выбраться наружу. Потом забила ногами, елозя пальцами по стене. Удары ног сопровождались лязгом и гулом. Большой подъемной силы получить не удавалось, но этого ей и не требовалось. Голова и руки уже пролезли через люк, и чтобы выбраться из бельепровода, надо было уже не столько карабкаться, сколько просто наклоняться вперед.

Она вывалилась наружу, на ворсистый ковер коридора второго этажа. Воздух казался сладким. Она лежала, задыхаясь, как рыба. Какое же это блаженство, пускай и болезненное, — просто оставаться в живых.

Ей пришлось прислониться к стене, чтобы подняться на ноги. Она ожидала, что весь дом будет полон дыма и ревущего огня, но этого не было. В коридоре наверху было туманно, но совсем не так плохо, как в бельепроводе. Справа от себя Вик увидела солнце и прошла, прихрамывая, по толстому ковру 70-х на верхнюю лестничную площадку. Спотыкаясь, едва не падая, она скатилась по ступенькам, отмахиваясь от дыма.

Входная дверь была наполовину открыта. На дверной раме висела цепочка, на конце которой болталась запорная пластина с длинной щепкой. В дверь вливался прохладный, как вода, воздух, и ей хотелось броситься в него, но она удержалась.

На кухне она ничего не могла разглядеть. Там был только дым и мерцающий свет. Открытая дверь вела в гостиную. Обои на противоположной стороне гостиной выгорели, обнажив штукатурку. Ковер тлел. В вазе стоял букет пламени. Ручейки оранжевого огня вползали на дешевые белые нейлоновые занавески. Она решила, что пламенем, наверное, охвачена вся задняя часть дома, но здесь, в передней части, в прихожей, коридор наполнялся только дымом.