Страна Рождества - [195]

Позади и за пределами этого маленького рынка маячили аттракционы, такие же темные и безжизненные, какой была главная улица, когда они только въехали. Она различила Санные Горки, возвышавшиеся в ночи, как скелет какого-то огромного доисторического существа. Увидела огромный черный обруч Колеса Обозрения. И за всем этим возвышалась гора, почти вертикальный скальный склон, вмерзший в несколько тысяч тонн снега.

Однако внимание Вик привлекло и удерживало обширное пространство выше. Половину ночного неба полностью занимало множество серебристых облаков, из которых лениво плыли вниз нежные и крупные хлопья снега. Остальная часть неба была открыта, служа пристанищем для тьмы и звезд, и посреди всего этого наклонно висел…

…гигантский серебристый лунный полумесяц, с лицом.

У него был кривой рот, изогнутый нос и большой, как Топика, глаз. Полумесяц дремал, закрыв свой огромный глаз на ночь. Его синие губы дрожали, а храпел он так громко, что наводил на мысли о взлетающем «Боинге-747». Каждый его выдох заставлял облака содрогаться. Полумесяц над Страной Рождества был очень похож на Чарли Мэнкса в профиль.

Вик много лет была сумасшедшей, но за все это время не видела ничего подобного ни во сне, ни наяву. Если бы на дороге оказалось какое-нибудь препятствие, она бы в него врезалась; потребовалось добрых секунд десять, чтобы ее взгляд оторвался от этого полумесяца.

Опустить наконец взгляд ее заставил промельк движения на периферии зрения.

Это был ребенок, стоявший в затененном переулке между «Старинным часовым магазином» и «Ларем горячего сидра мистера Мэнкса». Когда мимо них проехал «Призрак», часы ожили, начав щелкать, тикать и звенеть. Мгновение спустя блестящая медная штуковина, установленная в окне сидрового ларя, начала пыхтеть, бухтеть и испускать пар.

У ребенка, одетого в облезлую шубу, были длинные неопрятные волосы, казалось, указывавшие на женскую принадлежность, хотя Вик не была полностью уверена насчет пола ребенка. У нее — или у него — были костистые пальцы с длинными желтыми ногтями. Под гладкой и белой кожей виднелся тонкий черный узор, так что лицо напоминало сумасшедшую эмалевую маску, лишенную всякого выражения. Ребенок — или существо? — молча смотрел, как она проезжает мимо. Его глаза вспыхнули красным, как у животного, отразив сияние проносящихся фар.

Вик повернула голову, чтобы еще раз глянуть через плечо, и увидела троих детей, появившихся из переулка позади нее. Один, казалось, нес косу; двое из них шли босиком. Босиком по снегу.

«Плохо дело, — подумала она. — Тебя уже окружили».

Она снова повернулась вперед и увидела прямо перед собой кольцевую развязку, окружавшую крупнейшую елку, которую она когда-либо видела в жизни. Та, должно быть, имела более ста двадцати футов в высоту; основание ее ствола было с небольшой коттедж.

Под углом от огромной центральной кольцевой развязки отходили еще две дороги, меж тем как оставшаяся часть круга была огорожена каменной стеной по пояс, за которой простиралось Ничто. Мир там словно бы кончался, обрываясь в бесконечную ночь. Вик хорошо это разглядела, следуя за «Призраком» часть пути по кругу. Поверхность стены сверкала, покрытая свежим снегом. За ней маслянисто лоснилась тьма, смешанная со звездами: звездами, крутящимися в замерзших ручьях и импрессионистских водоворотах. Это небо было в тысячу раз ярче, но ровно настолько же ложно, как любое небо, которое Вик когда-либо изображала в своих книжках серии «ПоискоВик». Мир там действительно заканчивался: она смотрела за пределы холодного, непостижимого воображения Чарли Мэнкса.

Без какого бы то ни было предупреждения огромная рождественская елка вдруг зажглась вся разом, и тысячи электрических свечей осветили детей, собравшихся вокруг нее.

Некоторые из них сидели на нижних ветвях, но большинство — их, возможно, было около тридцати — стояли под ветвями, в ночных рубашках, мехах и бальных платьях, пятьдесят лет как вышедших из моды, в шляпах Дэви Крокетта[179], комбинезонах и полицейских мундирах. На первый взгляд, на каждом из них были тонкие маски из белого стекла — рты у них застыли в улыбках, образующих ямочки на щеках, губы были слишком полными и слишком красными. При ближайшем рассмотрении маски обращались в лица. Мелкие волосяные трещины в этих лицах были венами, видимыми через полупрозрачную кожу; неестественные улыбки показывали рты, заполненные мелкими, заостренными зубами. Они напоминали Вик старинных фарфоровых кукол. Дети Мэнкса были вовсе не детьми, но холодными зубастыми куклами.

Один мальчик сидел на ветке с зазубренным ножом Боуи[180] длиной с его предплечье.

Одна маленькая девочка держала цепь с крюком.

Третий ребенок — мальчик или девочка, Вик сказать не могла — был вооружен тесаком для разделки мяса и украшен ожерельем из окровавленных пальцев.

Вик теперь находилась достаточно близко, чтобы разглядеть украшения, развешанные на елке. От этого зрелища у нее перехватило дыхание. Головы: со сморщенной кожей, почерневшие, но не испорченные, частично сохраненные холодом. В каждом лице были отверстия, где когда-то располагались глаза. Рты оставались открыты в безмолвном крике. На одной отсеченной голове — мужичины с тонкими чертами лица и светлой козлиной бородкой — красовались очки с зелеными стеклами в форме сердца, в оправе, инкрустированной горным хрусталем. В поле зрения были только взрослые лица.