Страна радости - [12]

* * *

Весной 1973 года – последнего года моего детства, как я понимаю теперь, оглядываясь на прожитую жизнь, – я видел будущее, в котором Уэнди Киган становилась Уэнди Джонс… может, Уэнди Киган-Джонс, если она захочет идти в ногу со временем и сохранить девичью фамилию. В этом будущем присутствовал дом у озера (в Мэне, или в Нью-Хэмпшире, может, в западном Массачусетсе), звенящий от криков и топота пары маленьких Киган-Джонсов; дом, в котором я писал книги, не обязательно бестселлеры, но достаточно популярные, чтобы мы могли ни в чем себе не отказывать, и – что очень важно – получающие хорошие рецензии. Уэнди осуществила бы мечту об открытии небольшого магазина модной одежды (о котором тоже говорили бы только хорошее), а еще я вел бы несколько семинаров по писательскому мастерству, куда стремились бы попасть самые одаренные студенты. Ничего из этого, естественно, не осуществилось, поэтому, наверное, весьма символичным является тот факт, что в последний раз как пара мы встретились в кабинете профессора Джорджа Б. Нако, человека, которого не существовало.

Осенью 1968 года, вернувшись с каникул, студенты обнаружили «кабинет» профессора Нако под ведущей в подвал лестницей в Гамильтон-Смит-холле. Стены «кабинета» украшали поддельные дипломы, необычные акварели, названные «албанским искусством», списки студентов, включавшие Элизабет Тейлор, Роберта Циммермана[7] и Линдона Бейнса Джонсона. Тут же висели сочинения, написанные вымышленными студентами. Одно, насколько я помню, называлось «Секс-звезды Востока», другое – «Ранняя поэзия Ктулху: анализ». В кабинете стояли три напольные пепельницы. «ПО МЫСЛИ ПРОФЕССОРА НАКО, РАССЛАБИТЬСЯ НЕ ВРЕДНО, ОДНАКО», – гласила приклеенная к обратной стороне лестницы надпись. Компанию пепельницам составляли два хлипких стула и не менее хлипкий диван, очень подходящий студентам, у которых возникло желание отыскать уютное гнездышко.

Среда перед моим последним экзаменом выдалась не по сезону жаркой и влажной. В час дня начали собираться грозовые тучи, а в четыре часа, когда Уэнди согласилась встретиться со мной в «кабинете» Джорджа Б. Нако, небеса разверзлись, и полило как из ведра. Я пришел в «кабинет» первым. Уэнди появилась пять минут спустя, насквозь мокрая, но в превосходном настроении. Капли воды сверкали в ее волосах. Она бросилась мне в объятия и, смеясь, принялась тереться об меня. Прогремел гром. Свисавшие с потолка сумрачного подвального коридора немногочисленные лампы мигнули.

– Обними-меня-обними-меня-обними-меня, – протараторила Уэнди. – Этот дождь такой холодный.

Мы согревали друг друга. Очень скоро оказались на хлипком диване, моя левая рука обнимала ее и накрывала левую грудь – бюстгальтер Уэнди не носила, – а правая забралась под юбку достаточно далеко, чтобы поглаживать шелк и кружева. Уэнди позволила ей задержаться там на минуту-другую, потом отодвинулась от меня и тряхнула волосами.

– Хватит уже, – чопорно заявила она. – А если зайдет профессор Нако?

– Сомневаюсь, что такое возможно. – Я улыбался, но ощущал в штанах знакомую пульсацию. Иногда Уэнди снимала это напряжение – она стала экспертом в том, что мы прозвали «работкой-через-штаны», – однако я не думал, что сегодня мне что-нибудь обломится.

– Тогда одна из его студенток. Умоляя поставить зачет. Пожалуйста, профессор Нако, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Я сделаю все.

Я сомневался, что кто-то появится здесь в такой дождь, но нас действительно могли прервать, тут она была права. Студенты частенько заглядывали сюда с выдуманными сочинениями или свеженькими творениями албанского искусства. Диван располагал к близкому общению, а вот его местоположение – нет. По крайней мере не теперь, когда подземное гнездышко облюбовали для своих встреч студенты гуманитарного колледжа.

– Как прошел экзамен по социологии? – спросил я.

– Нормально. Сомневаюсь, что получу пятерку, но точно сдала, и меня это вполне устраивает. С учетом того, что он в эту сессию последний. – Она потянулась, ее пальцы коснулись бетонного зигзага лестницы над головой, грудь возбуждающе поднялась. – Я расстанусь с университетом… – она посмотрела на часы, – …ровно через час и десять минут.

– Ты и Рене? – Я не особенно жаловал соседку Уэнди по комнате в общежитии, но знал, что лучше об этом не говорить. Одного раза вполне хватило. Результатом стала короткая, бурная ссора, по ходу которой Уэнди обвинила меня в том, что я пытаюсь контролировать ее жизнь.

– Совершенно верно, сэр. Она подвезет меня к папе и мачехе. А через неделю мы официально станем сотрудниками «Файлинс».

Она произнесла это с таким видом, будто они устроились мелкими клерками в Белый дом, но я промолчал. У меня хватало других забот.

– Но ты приедешь в Бервик в субботу? – По плану она приезжала утром, проводила со мной весь день и оставалась на ночь. В спальне для гостей, разумеется, – но всего в дюжине шагов по коридору. Учитывая, что в следующий раз мы могли увидеться только осенью, я полагал, что возможность «этого» весьма велика. Конечно же, маленькие дети верят в Санта-Клауса, а первокурсники Университета Нью-Хэмпшира иной раз целый семестр верили, что Джордж Б. Нако – настоящий профессор, преподающий английский язык и литературу.