Страна Прометея - [23]

Лишь на следующий день, вечером, какой-то мальчик-пастух повстречался с одним из посланных и сообщил, что видел оседланного коня у входа в пещеру, на которую показывал мне Абдулла. Тотчас же к пещере были вызваны отец и брат беглянки. Они оставили спутников внизу, вскарабкались по крутому подъему и проникли в пещеру. Там действительно находилась Настя.

Она промерзла до костей, была голодна и окончательно несчастна. Она сказала, что решила остаться здесь, в горах, в пещере, пока не умрет с голоду.

Возмущенный отец грозил ей самыми страшными карами, но Настя была непреклонна. Она стояла на том, что без Хуссейна жить не согласна. Наконец, отец обещал ей, что приложит усилия к тому, чтобы произвести Хуссейна в офицеры милиции и что тогда даст свое благословение на их брак.

Однако Настя не стала ждать. Она вышла за него по магометанскому обряду и переехала с ним в его аул. Родственники Хуссейна сначала приняли Настю не очень дружелюбно. Однако впоследствии ее кроткая привязанность к мужу, ее старания всем и каждому сделать добро снискали ей всеобщую любовь.

Она родила двух девочек, которых крестила по православному обряду (Хуссейн не противился этому: вероятно, он противился бы, если бы это были мальчики) и на четвертый год замужества умерла от какой-то странной болезни. Хуссейн, который играл во всей этой истории весьма пассивную роль, который вовсе не горел страстью к Насте, тем не менее обнаружил редкое достоинство и благородство.

Он всегда относился к жене с почтительной покорностью и признавал, что она по недоразумению любит его. Он понимал все ее превосходство над собой и был прежде всего ее учеником и воспитанником, а потом мужем.

Впоследствии, я слышал, будто у Хуссейна остались от Насти несколько тетрадей ее дневников. О чем писала эта, во всяком случае, незаурядная девушка? Быть может, она разочаровалась в любви? Быть может, аульная жизнь была ей в тягость? Нет, нет, наверное нет! Ведь она всегда могла оставить своего мужа и переехать в любой центр обширной империи Российской.

Лично мне кажется, что Настя принадлежала к тем редким, исключительно богатым натурам, с пламенным сердцем и горячим воображением, которых любит Бог и которым посылает великие испытания и великую любовь. Мне кажется, Насте надо завидовать, ведь то, чего она хотела, было прекрасно; и то, к чему она стремилась, было осуществлено. Я положительно думаю, что в дневнике ее, если и были слезы, то это слезы радости, но не печали…

Из уважения к памяти покойной Хуссейн вторично не женился…»

В то время как старшие мои попутчики занимались судебными делами, я осматривал окрестности селений, в которых мы останавливались. Ранним утром, в сопровождении какого-либо местного горца, знающего русский язык (горский язык, принадлежащий к семье тюркских языков, очень красивый и мелодичный, я, к сожалению, не знал), отправлялся я к ледникам или к какой-либо знаменитой башне, выстроенной, по преданию, генуэзцами; или ходил в пещеры-кладбища, расположенные недалеко от группы селений, объединенных общим именем «Верхняя Балкария». К полудню возвращался обратно. После обеда вся приехавшая компания приглашалась, обыкновенно, в гости к каким-либо знатным местным жителям. Так проходил день за днем.

Я уже давно слышал об одной особой пещере, в которой (по рассказам побывавших там) сохранились цельные скелеты, много оружия и предметов домашней утвари. Мне хотелось посмотреть внутренность этой пещеры, и я попросил Абдуллу провести меня туда. Абдулла несколько замялся. Потом он сказал, что с удовольствием проводил бы меня, т. к. хорошо знает, что я не трону останки предков нынешних балкарцев, находящиеся в пещерах. Но, добавил Абдулла, наши старики не знают тебя и поэтому не простят мне, что я водил гяура на наши могилы… Однако, отказывая на словах, Абдулла все-таки повел меня к привлекавшей меня пещере; своим отказом он как бы предупреждал, что рассчитывает на мою скромность.

…Я никогда не забуду этого утра. Бывают минуты, когда человек воочию, наглядно, каждой частицей своего телесного и душевного состава познает, или – лучше сказать – осязает присутствие в мире каких-то Высших Великих сил. Я бы не мог объяснить, почему именно в это утро нахлынули будоражащие волнующие чувства… Быть может, потому, что купол Храма Господня – голубое небо – кажется в горах особенно близким и прекрасным… Или это было влияние солнца, величавое восхождение которого из-за соседнего снежного хребта не сравнимо ни с чем на свете?

О, солнечный восход в ущельях снежных гор! Всюду на этой земле солнце восходит с борьбой и превозмоганием темных ночных сил. Каждый, кто наблюдает солнечный восход в степи, на равнине, среди холмов, на реке, в море… – где угодно, каждый присутствует при драме, которая разыгрывается между уходящей ночью и пробивающим себе путь днем. Эта драма отличается медлительностью и постепенностью в смене красок. Где-то там, на небосклоне, сначала сереет, потом появляется робкая розоватая полоска, эта полоска растет, растет, алеет… Наконец, появляется еле видимый краешек солнца, рождающегося солнца. На него набегают тучки. Солнце закутано в эти тучки, словно немощный детеныш в пеленки.