Страна ночи - [34]

Из ветшающего на глазах фермерского домика он унес розу из дутого стекла и детский кожаный башмачок. Со дна брошенной рыбацкой лодки – костяной рыболовный крючок, маленькое тусклое зеркальце и горсть переливающихся рыбьих чешуек размером с ладонь, твердых, как алмаз. В заросшей грушевой роще нашел протертую до дыр бальную туфельку. Она напомнила ему стоптанные балетки, которые любила носить с джинсами его подружка в средней школе. В лесной чаще, прямо в хижине головорезов из «Зловещих мертвецов», отыскал что-то похожее на корень имбиря, покрытый темно-бордовым глянцем. Но эта вещица, лежавшая в потертой кожаной сумке, даже на расстоянии вызывала дрожь омерзения, и в конце концов Финч встал ночью и вышвырнул ее в окно.

«Когда я проснусь, там будет заколдованный бобовый стебель, – подумал он, снова ложась в кровать. – Можно подумать, я никогда сказок не читал».

Бобовый стебель не вырос – впрочем, Финчу и без него хватало забот.

Он жил с Дженет и Ингрид в их домике, где пахло розмарином и рыхлой землей и еще немного козьим стойлом – этот запах Ингрид никогда не могла до конца оттереть от подошв своих башмаков. Дженет это выводило из себя. Они дали ему дом, помогли почувствовать себя своим в Сопределье – а теперь и они заговорили об уходе.

В те дни только и разговоров было, что об этом. Сказки рассыпались, провалов становились все больше. Гибель Льва, точнее исчезновение, – это было только начало. Ален то и дело повторял – может быть, Лев не погиб. Может быть, его выбросило обратно на Землю. Может быть, всем остальным нужно последовать его примеру: поверить, что эти провалы – двери и они куда-то ведут. Это была популярная теория, которую, впрочем, никто не решался проверить на себе.

Нет, теперь все зависело от Пряхи. Все ждали, что она наконец возьмется за дело и выстроит их мир заново, сказку за сказкой. Ведь не может такого быть, чтобы рана, которую нанес ему Финч, оказалась смертельной. Наверняка Пряха рано или поздно придет на помощь и откроет дверь. У бывших персонажей имелись свои лазейки из Сопределья, но, судя по всему, никто из них не собирался делиться этими сведениями. Беженцы оказались в ловушке, как крысы на разбитом корабле.

У всех были свои теории о том, кто такая Пряха. Кто-то утверждал, что она сама из бывших персонажей. Кто-то – что она человек или, во всяком случае, была когда-то человеком. Кто-то клялся, что она не кто иная, как императрица Жозефина. Один чувак из бывших панков, который все время отирался в таверне, хотя и пил одну только воду, утверждал, что Пряха посылала его на землю за джином, атласными пижамами, книжками, шоколадными батончиками и черным чаем. Финч склонен был ему верить.

– Она не человек и не персонаж – с ней шутки плохи, и полагаться на нее нельзя, – отрезала Дженет. – Нам нужен план спасения.

Но все это были пустые разговоры. Даже Дженет не могла найти путь к спасению там, где его не было.

Люди начинали падать духом. Чуть ли не ежедневно устраивались собрания в ратуше, а вокруг некоторых крупных воронок дежурили патрули. Дженет всеми силами добивалась введения комендантского часа. Но люди были по-прежнему растеряны. Беженцы Сопределья были бродягами своей по природе; не один Финч испытывал судьбу и обшаривал меняющуюся на глазах местность.

Однажды вечером они все набились в таверну и сидели тесно, как сардины в банке, прячась от налетевшего невесть откуда ливня с грозой. Погода испортилась с тех пор, как начали разрушаться сказки. Ален отошел в другой конец таверны – попробовать домашнее пиво. И вдруг он дико вскрикнул, и Финч сразу понял, что произошло.

Дверь была круглой, как в хоббитской норе. Она открылась там, где только что была сплошная стена, и высотой была Финчу чуть выше колена. Дженет глядела на нее, уперев руки в бока.

– Давайте-ка не будем торопиться, – сказала она.

– Торопиться? – Какой-то мужчина протолкался сквозь толпу вперед. У него были светлые брови и лысая голова. Финчу такой тип людей был знаком еще по Нью-Йорку: парень явно из тех, кто любит митинговать, агитировать и все выходные собирает подписи под петицией, чтобы спасти какого-нибудь жука, находящегося под угрозой исчезновения, а потом вызывает полицию, если вдруг дети на улице расшумятся. – Мы тут умираем, а вы нам говорите – не надо торопиться?

Дженет смерила его взглядом.

– Спасибо, Леон. Что бы мы делали без твоего альтернативного мнения. Если ты готов идти первым – прошу.

Брови Леона поднялись еще выше.

– Ты только этого и ждешь.

– Да не то слово. Думаю, большинство будет в восторге.

В эти дни даже Дженет начинала выходить из себя.

Но первым решился Ален: он опустился перед дверью на колени и распахнул ее. Половина комнаты ахнула, а Леон присел и закрыл голову руками.

В двери был виден только серый туман, словно она открывалась прямо в облако. Затем налетел ветер – крепкий, свистящий, – пронесся по таверне, и вновь воцарилась тишина.

– Духи, – выдохнул Ален. – Духи Изобель.

Леон стоял весь красный и почти перестал дышать.

– Детская присыпка, – выдавил он. – И сыр на гриле. Чувствуете?

И тут уже все загомонили и, кто с сияющим, кто с вытянувшимся лицом, стали перечислять, какие запахи до них долетали из-за двери. Финч взглянул на Дженет – она молчала, но лицо у нее было изумленным.