Страна моего детства - [4]

В детстве и юности все фантазеры и выдумщики. В детстве и юности мы не могли и представить, какая жизнь на самом деле, потому что её суть открывается, когда фрагмент за фрагментом она соберется мозаичным полотном. И человек, внезапно обнаруживший, что жизнь прожита или почти прожита, удивляется совсем по-детски: «Как же так, ещё и не начинал жить…»

Идут, идут по дорогам судьбы поколение за поколением, у которых время утекло сквозь пальцы, просыпалось, как песок, растаяло, словно лед, улетучилось облачком пара… Кого винить? Кто возместит ущерб? И где отыскать всё то, что могло быть, но не сделано, не прочувствовано, не прожито? Этого просто нет, не было и уже не будет никогда…

Не то чтобы нас об этом не предупреждали, но кто же в детстве слушает, а главное понимает умудренных жизнью людей, что игра со временем опаснее «русской рулетки». Детям время неведомо… Но как же весело, озорно и счастливо они умудряются без него жить!

У нашего детства были свои измерения, на всё были свои резоны, и для каждого случая находился свой счет, который именовался считалкой:

Ази, двази, призи, зизи,

пятом, мятом, шума, рума,

дуба, крест…

Едва маленький пальчик начинал своё движение, поочередно указывая на сбившуюся в кружок ребятню, как сердце начинало бешено колотиться, язык прилипал к нёбу, перехватывая дыхание…

Без лишних слов мы понимали серьезность происходящего, без объяснений усваивали непостижимую тайну начинавшейся игры. Даже самый пытливый, замучивший окружавших непрекращавшимся «почему?», не задавался вопросом о странном порядке и наличии в считалке неясных, пугающих, недетских слов, которые следует постигать нутром, а не умом…

Наше детство словно вечное человеческое повторение легенды о «потерянном рае». Когда ты живёшь в нём, никогда не поймешь, насколько он великолепен. Когда ты его неизбежно потеряешь, ни за что в него не вернешься…

Затерявшееся эхо…

В детстве считалось большой удачей случайно войти в пустую комнату, а еще лучше в зал, и закричать так, чтобы услышать собственное эхо…

Такая возможность обнаруживалась, когда родители затевали в квартире ремонт, для чего всё содержимое, включая шкафы, тумбочки, стулья и кровати временно перемещались из одной комнаты в другую.

Ремонт в доме оборачивался для детей самым настоящим праздником, карнавалом, переворачивающим с ног на голову привычную жизнь. В квартире пахло не только побелкой и краской: в ней царил первозданный хаос, отчего жизнь становилась богаче впечатлениями и ощущениями. Вся детская натура ощущала текущий по венам «переменный ток» прежде неизменного бытия…

Составленные друг на друга тумбочки, табуретки и коробки с запечатанной одеждой и посудой нависали над тобой загадочными пирамидами, манящими забраться на них под высокие потолки четырехэтажной хрущовки. На ночь проходы заполнялись раскладушками и матрасами, ночёвки на которых именовали «расположиться табором». Иногда за хорошее поведение и посильное участие в ремонте родители баловали конфетами, лимонадом и большими брикетами мороженого.

В добавок к приятной смене обстановки дозволялось день-деньской гулять во дворе, не обедать на кухне, за столом, а забирать приготовленный и упакованный «сухой паёк» на улицу, где его уже с нетерпением ожидали твои проголодавшиеся товарищи.

Как стремительно опустошалась служившая скатертью-самобранкой газета с разложенной варёной картохой вперемешку с жареной докторской колбасой, нарезанными кружочками солеными огурцами и колечками лука.

Какой восхитительно вкусной казалась эта незамысловатая снедь, как при одном её виде менялись чумазые лица, с поспешной радостью отправлявшие в рот кусочек за кусочком!

Потом, умиротворенные и размякшие от еды, вальяжно разваливаясь на протянувшихся возле дома трубах центрального отопления, заправски рассуждали о тонкостях приготовления колбасы: «чайную» следует непременно отваривать, «докторскую» жарить, а «молочную» подавать на бутербродах. Особенные знатоки поясняли, к какому сорту подходит горчица, к какому хрен и почему на бутерброде между хлебом и колбасой обязательно должен быть толстый слой сливочного масла…

Разговоры плавно перетекали от еды и ближайших забав к фантазиям о недалёком и далёком будущем, о планах невероятных приключений и побед, о том, как дети вырастут и какими станут взрослыми… Дворовые перекусы разрастались в философские пиры, где каждый перед лицом своих сотрапезников мог заявить вселенной и судьбе всё, что захочет, огласить то сокровенное, что только собирается произрасти из разнеженного в сердце зёрнышка души…

Это были по-настоящему царские обеды, и меня поражало не только изобилие, но и неимоверный объём блюда, которого хватало на всех. Как мне было понять, что мама прекрасно знала о необходимости разделить еду на пятерых, а то и восьмерых друзей, и поэтому сразу готовила на весь двор…

Ещё одним немаловажным приятным дополнением к затеянному родителями ремонту была возможность беспрепятственно шастать по соседям.

Мир чужого дома, с населявшими его незнакомыми запахами и звуками, с непривычной обстановкой и бросавшимися в глаза иными цветами и формами, манил своей неизведанностью и был сопоставим разве что с походом в кино.