Страна Лимония - [48]

— Дай тебе Бог многие лета! — закончил счастливый бородач церемонию. Отойдя на шаг, он торжественно осенил Германа крёстным знамением и, наконец, поделился своими страхами.

— Милай, ты ж меня от позора спас! Найди это кто другой — мне криндец! За неделю из партии и органов вышибут! Идём, я тебя спиртиком угощу!

— Спасибо, в следующий раз. Мне к завтрашней операции готовиться надо.

— Летишь? — полуутвердительно спросил Колонок и, дождавшись кивка в знак согласия, продолжил: — Зря это всё. Наши командиры сами только недавно прибыли. Горячатся, а ситуации не просекают.

— Что так?

— Полковник наш — мужик, конечно, хороший, душевный даже, да только война эта — не его. Он ещё в той, Отечественной, как застрял, так и выбраться не может.

— А капитан Гаджиев?

— Карьерист он, Герман, — подходя к палаточному городку, высказал свои соображения Виктор, — обыкновенный сопляк, пороху не нюхал. Кто его толкает — не знаю. Вот погоди, вернётся Крест, начнём работать.

— Кто такой Крест? — удерживая полог, поинтересовался Герман.

Офицеры вошли в брезентовый домик второй группы и уселись за пустым столом с разбросанными костяшками домино. В палатке никого не было.

— Крест — это Серёга Крестов из Ташкента, — продолжил новый знакомый. — Он в прошлом году разработал самую масштабную операцию против «духов» в Тура-Буре и освободил двести заложников. Тебе это что-нибудь говорит?

— Ага.

— Вот когда Крест, Лях с Мамонтом через пару недель из отпуска вернутся, тогда и порядок будет, а пока — пусть начальство потешится, в бирюльки поиграет.

Виктор грузно поднялся со стула, сбросил сбрую с подсумком на кровать. На брезентовом пологе у её изголовья висел целый иконостас фотографий. Герман подошёл и начал вежливо разглядывать.

— Семья?

— Да, как видишь.

— Жена красивая... А дети в тебя пошли.

— Идти-то им больше некуда! — хохотнул счастливый глава семейства.

— А это твой отец? — спросил Герман, наткнувшись на фотографию симпатичного мужчины с выразительным лицом.

— Нет, не мой. Это отец всех белорусов.

— Машеров, что ли? — сообразил Герман.

— Он, родимый. Жаль, пожил мало. Прикончили его.

— Как же так! Сказали — ДТП... Вроде как его машина в самосвал въехала.

— А ты больше уши развешивай! — слегка обозлился Виктор. — На других соплежуев из Политбюро даже велосипедом не наедешь, а тут, понимать, самосвал в кустах!

Герману вдруг в голову пришла простая мысль: настоящая свобода слова бывает только на войне! Здесь, в Афганистане, всех будто прорвало. Родимые пятна социализма так и пёрли из глоток, и заткнуть их, видимо, не было никакой возможности.

— В Минске был? — спросил Колонок.

— Нет ещё, не доводилось.

— А на Олимпийских играх в Москве?

— Был. Сидел в Кунцеве, охранял гандболистов.

— Ну и как? Коммунизм видел?

— Да, точно, — признался Герман, — наверное, это и был коммунизм!

— А у нас в Минске уже давно коммунизм! — запальчиво воскликнул Виктор. — Потому что все работают. Мы сборочный цех Советского Союза.

— Извини, Витя, слышал уже. Работают все — и узбеки, и хохлы, и казахи с грузинами. Только русские ни хрена не делают. Наверное, поэтому у нас в магазинах сметану через край разливают, а в Киеве ложка в той же сметане сутки стоять может. Я, Витёк, только в Тернополе на Украине впервые пиво разливное попробовал. Из бочки ручным насосом качали. Пена шапкой стояла. Может, и в Риге все без продыха работают? А у них что ни шаг — то кафешка, что ни два — ресторан. Колбасы — десятки видов. А у нас — «Докторская» да «Любительская». Весь N-ск — один сплошной завод, все улицы копотью засраны, а наш Академгородок — это же половина отечественной пауки. Только жрать нечего! Ты когда-нибудь в очереди за молоком стоял, так, чтобы за час до открытия магазина...

— Ладно, Гера, уймись, — спохватился бородач, смущённо жуя отвислые усы. — Может, ты и прав. Давай лучше к завтрашней операции готовиться.

Герман согласился и пошёл в свою палатку.

Подготовка к операции

На базе уже вовсю кипела работа: Конюшов модифицировал кобуру, орудуя перочинным ножиком. Вырезав очередной кусок, он цеплял кобуру на ремень и проверял, насколько быстро может выхватить пистолет. Трудяга Фил перематывал цветной изолентой автоматные рожки, скрепляя их попарно. В Германе ещё бурлила обида за земляков, которые пили сметану и ни разу в жизни не видели бочковое пиво.

— Фил, — придрался он к бывшему «коммунальщику», — ты что фигнёй маешься!

— Что? — не понял Олег, который по мере роста бороды и усов всё больше и больше походил на Хо Ши Мина.

— Зачем ты их связываешь?

— Так удобнее. Смотри, — с этими словами Филимонов снял уже собранный двойной магазин и, перевернув его, попытался пристегнуть к автомату другой стороной. Вышло не сразу, но Олегу демонстрация показалась убедительной. Герман взял его автомат в руки, повторил манёвр, однако результатами остался недоволен.

— Тяжёлый получается, да и цепляться будет за всё подряд, — резюмировал он.

— Потянет! — легкомысленно заметил Олег, укладывая перевёртыши в подсумок.

Между тем Конюшов, закончив процедуру обрезания кобуры, укрепил её обрубок на ремне и виртуозно воткнул в неё пистолет.