Страна Изобилия - [11]
— Что это за звуки такие: “у-у-у”?” — пробормотал он, обращаясь к Громыко.
— Это, Никита Сергеевич… неодобрительные выкрики.
— Правда? Вот же грубияны! Зачем тогда было меня приглашать, если они меня видеть не хотят?
По пути в “Уолдорф-Асторию” среди зевак он заметил небольшую белую тележку и человека в белом фартуке.
— Что это он там делает? — спросил он Трояновского.
— Это он продает людям еду на обед, товарищ Хрущев. Готовит американское блюдо…
— Да знаю я! Это же лоток с гамбургерами. Вы, наверное, еще слишком молодой, чтобы помнить, но у нас такие были до войны в Москве и в Ленинграде. Микоян ездил со специальным заданием, чтобы разузнать все о пищевой промышленности, в основном во Францию, набраться у них опыта по части шампанского, но и сюда тоже, вот и привез нам кетчуп, мороженое и гамбургеры. Вы посмотрите! Смотри, Громыко! Отличная идея. Берет плоскую котлету из рубленого мяса — уже нарезано, нужного размера — и тут же жарит. Пара секунд — и готово. Засунет между двух кусков хлеба — они тоже уже нарезаны, круглые, все как надо, — потом добавит кетчупа или горчицы из вон тех бутылок, прямо тут справа, чтобы дотянуться легко было. И готово блюдо. Никаких тебе очередей. Совсем как производственный конвейер. Эффективный, современный, здоровый способ накормить людей. Потому-то он нам понравился, потому мы устроили такое же в некоторых парках. Наверное, нужно опять так сделать. Интересно, а почем у них гамбургеры?
— Могу спросить у мистера Лоджа.
— Да откуда ему знать? Это же еда для рабочих!
— Полагаю, сэр, около пятнадцати центов, — сказал Лодж, когда ему передали вопрос.
— Так дешево? Наверняка они большие льготы получают, — предположил Громыко.
— Нет! — торжествующе заявил предсовмин. — Никаких льгот! Это же Америка! Неужели непонятно: сам факт, что тут этот лоток с гамбургерами, означает, что кто-то рассчитал, как добиться прибыли, продавая их по пятнадцать центов. Если бы капиталист — владелец лотка не получал прибыли при такой цене, он бы этим заниматься не стал. В этом-то и есть секрет всего, что мы тут видим.
— Не совсем так, — сказал Лодж после неизбежной паузы. — Стремление к прибыли — это еще не все. У нас ведь существует такая вещь, как сфера общественных услуг. У нас существует система социального обеспечения!
— П-ф-ф, — он помахал рукой перед лицом, словно пытаясь отогнать насекомое.
— А мне было показалось, что вы нами восхищаетесь, — в голосе Лоджа прозвучало любопытство.
Ответа не последовало.
Конечно, он восхищался американцами. В Англию поедешь — кругом сплошные брюки ручного пошива. Во Франции — сыр от коров, жующих траву на каком-то отдельно взятом склоне. Разве можно устроить изобилие для всех на такого рода основе, мелкомасштабной, старомодной? Нельзя. Зато американцы все понимают правильно. Из всех капиталистических стран Америка ближе всего находится к Советскому Союзу и делать пытается то же самое. У них советский взгляд на вещи. Они понимают, что строгать и шить вручную — наследие прошлого. Они понимают: если обычным людям предстоит жить так, как в старину жили короли и купцы, то потребуется новый тип роскоши, обычная роскошь, построенная на товарах, выпускаемых миллионами единиц, так, чтобы хватило на каждого. И как у них здорово получается! Их колоссальная индустриальная продуктивность — это же только начало. Они обладают каким-то гениальным умением подстраивать успехи массового производства под желания людей, делать так, чтобы фабрики доставляли людям их желания в маленьких обыденных упаковках. Они великолепно умеют производить вещи, которые нужны: либо вещи, про которые ты знаешь, что они нужны, либо такие, про которые выясняется, что они нужны, как только ты узнаешь об их существовании. Их управляющие и конструкторы каким-то образом ухитряются обгонять желания людей. Взять тот же гамбургер: так аккуратно, так просто. Он был создан человеком, который относился к этому как к важной жизненной миссии: придумать такую еду, которую можно держать в руке, есть на ходу, прямо на улице. Причем это для Америки не исключение, а правило. Стоит посмотреть на витрины их магазинов, на рекламу в их журналах, и всюду увидишь ту же страсть к практичности. Бутылки с кока-колой подогнаны к руке среднего человека. Перевязочные средства продаются упаковками: розовые латки, на каждую уже нанесен клей, как раз такой, который держится на коже.
Америка — поток хорошо обдуманных предвидений. Советской промышленности придется научиться предвидеть так же хорошо, еще лучше, чтобы перегнать Америку по части удовлетворения как желаний, так и потребностей. Нам тоже придется стать специалистами по обыденным желаниям. Некоторые товарищи решили презирать Америку за ее находчивость в данном отношении: они называли все это ограниченностью, усматривали в этом признаки общества, слишком потакающего своим слабостям. В его глазах все это была лишь поза. Интеллектуалам, которые ходят задрав нос, может, и плевать, на мягком ли они месте сидят, в удобном ли кресле, но все остальные предпочитают, чтобы под задницу было что- нибудь подложено. С другой стороны, верно и то, что не стоит соревноваться с американской изобретательностью, когда она доходит до глупости. В американской кухне в Москве Никсон показывал ему сияющий металлический прибор, отлитый не менее тщательно, чем иная деталь самолета, предназначенный для выдавливания сока из лимонов. “А прибора, который вам еду в рот кладет и разжевывает, у вас нету?” — сказал он тогда. Верно и то, что американские рабочие за свои бутылки с кока-колой расплачиваются сполна: эксплуатация, несчастная жизнь. Эти замечательные методы следует отряхнуть от недостатков американского общества. И все-таки Америка была зеркалом, в котором он видел подобие собственного лица. Вот почему она пугала, вот почему вдохновляла идеями.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».