Страна «гирин герен» - [3]

Такой праздник и был в Отесеге. Готовиться к нему начали заранее. Женщины обмазали посеревшие за сезон дождей стены хижин красной краской, навели на них узоры в виде птиц и животных. Подростки до единой соринки подмели афию, по краям ее на деревьях нацепили ленты из бумаги и материи. Мужчины расставили на площади столы и скамейки…

Тамтамы не унимались.

Мы приехали в Отесегу затемно и ночь провели в душной хижине родственников Эленду. Спать на плетеном без матраца топчане, покрытом грубой тканью, с тряпичной подушкой в изголовье было непривычно. И все же, утомленный нелегкой дорогой, я, наверное, не встал бы до полудня, если бы меня не разбудил Эленду.

Ополоснув лица, наскоро позавтракали.

— К чифу бы заглянуть, — сказал мой гид, когда мы вышли из хижины. — Но не пустят.

— Это почему?

— Ему сейчас не до нас. У Ндогу Оджимбе в доме совершается обряд, где могут присутствовать только он и советники.

Вот что поведал Эленду об этой традиции.

Ндогу Оджимбе встал в день праздника раньше всех в деревне, облачился в лучшую агбаду и стал поджидать нди эквс на нди нзе. С восходом солнца они не замедлили предстать перед вождем. После пространных поздравлений титулованные особы преподнесли в дар Ндогу Оджимбе десять отборных клубней ямса, козленка, петуха и два кувшина тумбо.

Приняв подарки, вождь поводил несколько раз над головами советников страусовым опахалом — ритуал, которым тут желают долгой жизни, — и пригласил в дом. Затем хозяин и гости взялись чистить и варить ямс. Минут через сорок они расположились на циновках вокруг кастрюли с клубнями и «сняли пробу». Все сошлись в одном: ямс уродился отменным. Ндогу Оджимбе тут же наказал одному из советников известить об этом соплеменников, чтобы они начали готовить «корешки» нового урожая к общему празднику и накрывать на афии столы.

Перед уходом советников вождь вывел из сарая откормленного годовалого бычка — ответный дар всей деревне.

Зачин празднику был сделан.

Закончив рассказ, Эленду Околи взялся показать мне Отесегу…

Подошли Ндогу Оджимбе, Эленду Околи и с ними большая толпа мужчин с мачете, толстыми палками, мотыгами: каждый прихватил то, что попало под руку. Вождь придирчиво осмотрел свою рать. Сил явно было маловато по сравнению с ордой, что захватила площадь: соплеменники в страхе разбежались, и не всех удалось собрать. Оджимбе немного помедлил и с той же решимостью, с какой убегал с афии, повел в бой односельчан. Эленду Околи кивнул и мне: дескать, не робей, присоединяйся.

Перед площадью мы разомкнулись и, притаившись за пальмами, стали ждать сигнала вождя к атаке.

Пришельцы вели себя нагло. Многие столы в продольных рядах были опрокинуты, скамейки повалены. Несколько дикарей, видимо с музыкальными наклонностями, по-прежнему выбивали на тамтамах оглушительную дробь без всякого намека на ритм или слаженность. Под эту какофонию другие страшилища исполняли какой-то немыслимый танец: волчком крутились на месте, кувыркались через голову, скакали на четвереньках.

Бесновались, однако, не все. За неповаленными столами пировали заядлые обжоры, подъедая уцелевшие фуфу, акара, ямс. Стоило кому-либо съесть лепешку или фуфу, как тут же к нему подскакивал другой чревоугодник и бесцеремонно заглядывал в рот. Мне даже слышалось, как он спрашивал: «Что ты ел? Вкусно?» А затем безбоязненно набрасывался на это же блюдо.

Дикари пока что не добрались до того места, где недавно восседали вождь, его семейство, деревенская знать и гости. Там под столом закопошилась маленькая фигурка в белом, и на скамейку выбрался сынишка Ндогу Оджимбе с акарой в правой руке. Малыш, наверное, обронил лепешку и лазил ее доставать.

Об Оджимбе-младшем в спешке забыли. Но ему, по детской наивности, все было нипочем. Он раскачивался на скамейке и без всякой боязни смотрел на страшных пришельцев. Едва малыш поднес ко рту акару, как от ближнего стола к нему подскочил лохматый дикарь с явным намерением отнять ее. Оджимбе-младший не растерялся: мгновенно выхватил из кастрюли с эгуси поварешку и со всей силы, на какую был способен, треснул наглеца по лбу.

У вождя вырвался стон: сейчас дикарь-громила сотрет его любимое чадо в порошок. Но тот неожиданно сник и трусливо отбежал от маленького смельчака. Издав воинственный клич, Ндогу Оджимбе поднял над головой палку, как саблю, и ринулся на площадь. Соплеменники, спотыкаясь на ровном месте, бросились за ним.

Мне подумалось, что сейчас на афии начнется горячая схватка, прольется кровь. Но дикари, хотя их было намного больше, чем сельчан, не думали сопротивляться. Музыканты побросали тамтамы, плясуны прервали нелепый танец, обжоры выскочили из-за столов. Вся эта галдящая толпа начала пятиться, поспешно отступать к берегу реки. И вот что было поразительно: крестьяне не лупили, не валили на землю дикарей, которых еще недавно костерили на все лады, а лишь слегка подталкивали палками тех, кого настигали.

Да и Эленду Околи сразу переменился. Он уже не рвался впереди всех в бой, а остался возле одного из столов, поджидая меня.

— Глянь-ка!

Под столом жалобно хныкал, сжавшись в комочек, маленький лохматый дикарь. Эленду вытащил упиравшегося малыша, взял на руки. Тот доверчиво прижался к груди, зачмокал пухлыми розовыми губами.