Страна Эмиграция - [20]

Начало — бесправие. Мы приехали в Южную Африку, как туристы и через два месяца, когда кончилась виза, перешли в разряд нелегалов. Наше спасение заключалось в том, что таких как мы было много и власти смотрели на нас сквозь пальцы.

Начало — безденежье. Относительное, мы привезли с собой кое-что, но запасы таяли, а работы на первых порах не предвиделась — из-за языкового барьера, из-за отсутствия документов.

Начало — но я еще напишу о нём. Я напишу и о том, как изменялась наша жизнь, как изменялась страна, как изменялись наши взгляды…

Это был процесс, и теперь так трудно взглянуть на наши первые, да и следующие шаги теми, а не сегодняшними глазами, почувствовать то, что мы чувствовали тогда, пройти снова 14-и летний путь.

Но я попытаюсь. Итак!

Глава 9 Первые шаги — Аэропорт

Позади остался Израиль, 9-и часовой полет, позади остался почти весь Африканский континент, экватор, пустыня Сахара.

Я первый раз увидел её в таком ракурсе — сверху. В детстве, когда мы с отцом, проезжали по пустыне, на пути к Красному морю, она была ближе и как-то понятнее. Ну да, было жарко, только жиденькие кустики и до самого горизонта каменистый выжженный пустырь. Но была дорога, километровые столбы, иногда какие-то признаки жилья.

Сверху зрелище было просто устрашающим. Желто-бурая плоскость, края которой тонули в пыльной мгле на горизонте, иногда смятая в легкие складки, иногда прорезанная какими-то трещинами, уступами и ни признака жизни. От этой картины веяло таким зноем, мертвенностью и неподвижностью, что казалось там внизу — царство самой смерти.

Самолет приземлился на неведомой планете, в тридевятом царстве, практически неведомом государстве.

Что я знал о Южной Африке — немного больше, чем о Гондурасе, немного меньше, чем о Мексике. Были детские книги: «Капитан Сорви-голова», «Похитители бриллиантов», «Копи царя Соломона», позже Ленинка, где в те годы еще существовал ДЧЗ (Детский читальный зал — для тех, кто не в курсе) и тома путешественников по Африке, от Стенли и Ливингстона до Ганзелки и Зигмунда. Нужно признаться, что в этих книгах мне особенно нравились изображения полуголых аборигенок, что можно оправдать только юным возрастом и пуританством Страны Советов.

Завораживали названия — почти каждое географическое имя превращалось в туманную картинку и уже не хотело с этим образом расставаться.

Озеро Чад — гладь воды, окруженная влажной, еле видимой из-за странных испарений зеленью.

Водопад Виктория — королевское безмолвное величие, застывшее в белой, кружевной пене.

Калахари — ночная, звенящая тишиной пустота, не пустыня, а что-то еще более пустынное.

Оранжевая республика — карликовое мутное солнце пробивающееся через желтую пыль.

Мыс Доброй Надежды в моем воображении возникал в виде Бёклинского острова Мертвых, должно быть играли роль юношеский страх смерти и надежда на спасение.

А что говорить о таких самоговорящих местах, как Берег Скелетов или Кейптаун…

«В Кейптаунском порту, с пробойной на борту…»

«Шеф нам отдал приказ — лететь в Кейптаун…»

«В нашу гавань заходили корабли…»

«Трансваль, Трансваль — страна моя…»

(А эта — последняя, как сюда затесалась — вроде бы не моего времени песня? Вспомнил, из детского фильма «Кортик»).

Должен сказать, что в детстве в Африку я не сбегал — прошли чеховские времена, да и знал я, что граница на замке, за каждым камнем Джульбарс, а на каждой тропе — Карацупа, что пешком до Африки не дойдешь — не зря воспитывала меня моя бабушка — учительница географии.

И вообще я в Африку не очень-то верил. Мои родители жили одно время в Судане, на всех картах был изображен черепообразный континент и в книгах я об Африке много читал — ну и что, мало-ли что в книгах напишут. В книгах и про капитана Немо и про Летучего Голландца и про Вия писали — где они все? В воображении. Может быть и дальние страны — например Африка — это только воображение…

И вот мы идем по Африке — и это уже не воображение, не книжная страна, это почти конец земли — 10 000 километров от дома, от бывшего дома.

Сейчас, по прошествии стольких лет, мне трудно вспомнить, что я испытывал, о чем думал на посадочной полосе ночного аэропорта, в эти первые минуты. Скорее всего о вполне прозаических вещах: о предстоящих формальностях, о багаже… Моя жена говорит, что её основным чувством в те минуты был страх, страх неизвестности.

Хорошо помню пустой и тёмный зал аэропорта. Сейчас странно даже представить кипящий жизнью J I A (Johannesburg International Airport), в те времена ещё имени Яна Сматса, пустым, а тогда в полуосвещенном и потому казавшимся бесконечным помещении стояли всего несколько группок встречающих и среди них две, которые встречали нас.

Израильская компания, которая оформляла наш отъезд, пообещала, что в Африке нас встретят и устроят на первое время. Нас действительно встречали, мы сразу, по описанию узнали господина Троицкого — южно-африканского компаньона фирмы. Он стоял несколько в стороне и мы были удивлены и даже насторожены, учитывая не полную легальность нашего путешествия, его пассивностью. Он не подошел к нам и вместо него первым к нам обратился высокий плотный юноша несколько кавказского типа, отделившийся от другой группы, состоявшей в основном из пожилых и на вид весьма респектабельных женщин, похожих на посетительниц кружка художественной вышивки или аранжировки цветов. Далее произошёл примерно следующий диалог.