Страхи из новой коллекции - [15]

— Надо было его в лесу разделывать, — проговорил я, проглатывая кусок, не жуя его.

— Ага, — Женька постучал пальцем по лбу. — Чтобы потом разделали нас?

Я промолчал.

Вскоре ужин закончился, и мы выбросили из пещеры кости, стараясь добросить их до кустов, чтобы эти твари хоть немного утолили голод и не тронули нас. Кости я не хоронил. Во-первых, уже было опасно выходить из пещеры, во-вторых, кости на время отвлекут тварей, пускай обгладывают их и смакуют, пусть подавятся и задохнутся.

— Ладно, давай спать, — зевнул Женя, злорадно мне напомнив: — Сегодня твоя очередь следить за костром.

— Я знаю, — усмехнулся я, наблюдая за довольным лицом друга. Конечно, он будет дрыхнуть всю ночь, а мне придется в это время охранять его покой и подбрасывать в костер дрова. Не дай бог потухнет! Мне даже страшно представить, что может случиться! Чем больше костер, тем лучше, тем дальше разносится жар, отпугивающий их. Самое главное, дожить до утра. Утро — некоторая гарантия того, что мы проживем еще один день. Эти существа боялись не только жара и света, но и, как я уже сказал, просто дня. Почему — не знаю.

Женька лег на вереск и укрылся пластом сухой травы. Он уже привык к подобному образу жизни, да и я тоже… Через несколько минут из-под травы послышалось сопение. Заснул.

А мне спать было нельзя.

Я уже сбился со счета, сколько дней мы старались вот так выжить. Три? Четыре? Или больше? Я не помнил.

Женька спал, а я то и дело подбрасывал в огонь хворост. Когда мои руки были свободны, я затыкал пальцами уши, чтобы не слышать эти жуткие звуки, раздающиеся за пределами пещеры. Если бы я вышел наружу, то увидел бы, что они облепили все вокруг, сидят один на другом, рычат, шуршат, из их пастей капают слюни; они очень хотели попасть в пещеру и разорвать нас на куски, но не могли этого сделать, потому что в пещере горел костер. Здесь было тепло, даже жарко, очень жарко, как в духовке. И светло. Воздух сухой, в горле и носу тоже все сухо, так сухо, что начинало жечь. Но это не проблема, это хорошо… Костер горел, освещал все вокруг, и это главное.

Женька по-прежнему сопел. Если бы не эти существа, обстановку можно было бы назвать романтичной: пещера, костер, потрескивают дрова, из пламени иногда вылетают искры. Мои брови и ресницы, должно быть, обгорели…

Мама с папой рассказывали, что время пионерии было чуть ли не самое лучшее в их жизни. Ночные костры, печеная картошка, сбор урожая, а просыпаться на рассвете под звуки горна! — в этом, говорили они, была своя неповторимая романтика, которая безвозвратно исчезла…

Но только вся разница в том, что на природе делать: в домиках ночевать, а утром под звуки горна просыпаться или сидеть в пещере, всю ночь слушая, как снаружи рычат существа, и трястись от страха…

Эта ночь прошла благополучно. Я не заснул, хотя несколько раз чуть не отключился, они ушли ни с чем до следующей ночи. Лужа крови за ночь засохла и теперь была похожа на коричневое зеркало. Зря мы вчера оставили лужу в пещере. Нужно было как-то от нее избавиться. Запах крови, должно быть, только раздразнил тварей.

Я, опасливо озираясь, вышел из пещеры и осмотрел землю. Заячьих костей не было. Съели, значит, наши объедки.

Над головой — ослепительно-голубое небо с редкими белыми облаками-перышками, природа только пробуждалась. Было свежо, спокойно и… страшно. На траве искрилась изумрудами роса.

— Владик, ты где? — Потягиваясь, Женька вышел из пещеры. — Я так хорошо отдохнул! Владик! Где ты? Все-таки у тебя очень неудобное имя… Тебе нужно срочно его сменить.

— Свое меняй, — посоветовал я, выходя из-за кустов. — Ты хорошо отдохнул, зато я не очень…

— Что случилось? — мгновенно побледнел мой друг.

— Ничего хорошего. Они всю ночь шуршали, квакали, скребли когтями по камням, я слышал их тяжелое дыхание, еще немного — и они забрались бы в пещеру, они сильно воняли. Ужас. Неужели ты ничего этого не чувствовал? От этих звуков и… запаха я чуть не сошел с ума. Женька, мне это уже надоело. — От злости я сломал палку об дерево. Удар отдался мне в руку, и рука затряслась, как от тока.

Женька подошел ко мне вплотную и шепнул на ухо:

— Поедим, собираем вещи и уходим, пока они прячутся.

Я кивнул.

Такую секретность мы соблюдали потому, что они были повсюду и могли нас услышать. Днем вероятность подслушивания была меньше, но все равно на всякий случай важные дела мы обсуждали только шепотом.

— Тихо! — Внезапно Женька насторожился и выхватил у меня из руки обломок палки.

В кустах что-то зашуршало, закурлыкало. Парень резко развернулся и метнул в кусты увесистую палку. Послышался визг, звук ломающихся веток, а немного погодя тихий шлепок.

— Готово, — просиял «охотник» и ринулся в кусты. Я за ним. В кустах, как мы и предполагали, лежал крупный фазан со сломанной шеей. А ночью в этих кустах прятались они. Вон, в рыхлой земле даже отпечатки их маленьких когтистых лап остались.

Глаза птицы часто моргали, затем заволоклись пленкой и закрылись навсегда. Зоб задергался и остановился где-то посередине горла, тело расслабилось и обмякло. Сломанная шея безвольно колыхалась.

— У нас есть завтрак, — объявил Женька и начал на ходу выдирать из птицы перья.