Страх вратаря перед одиннадцатиметровым - [5]

Внезапно он стал ее душить. И сразу сдавил шею что было силы: она даже не успела подумать, что это шутка. Снаружи, на площадке, Блох слышал голоса. Ему было смертельно страшно. Он заметил, что из носу у нее течет какая-то жидкость. Она хрипела. Наконец он услышал, будто что-то хрустнуло. Как будто на тряском проселке снизу в машину ударил камень. На линолеум накапала слюна.

Напряжение было так велико, что он сразу устал. Он лег на пол, не в силах заснуть и не в силах поднять головы. Он слышал, как снаружи кто-то хлопнул тряпкой по дверной ручке. Прислушался. Нет, почудилось только. Значит, он, видимо, все-таки заснул.

Он довольно скоро очнулся и, едва очнувшись, сразу ощутил себя со всех сторон открытым; как если бы в комнате сквозило, подумал он. А он даже нигде не содрал себе кожу. Тем не менее ему представлялось, будто у него из всего тела сочится сукровица. Он встал и протер все вещи в комнате посудным полотенцем.

Он выглянул в окно: внизу какой-то человек с охапкой костюмов, висевших на платяных вешалках, бежал по газону к фургончику.

Блох спустился на лифте и довольно долго шел все время в одном направлении. Позднее, на пригородном автобусе, он доехал до конечной станции трамвая, а оттуда поехал в центр.

Когда Блох пришел в гостиницу, оказалось, что там, решив, что он больше не вернется, убрали из номера его портфель. Пока он расплачивался, коридорный принес портфель из своей каморки. По белесому кольцу на портфеле Блох догадался, что на нем стояла молочная бутылка с мокрым донышком; пока портье набирал сдачу, Блох раскрыл портфель и сразу заметил, что туда кто-то лазил: ручка зубной щетки выглядывала из кожаного футляра, а карманный приемник лежал сверху. Блох повернулся к коридорному, но тот успел скрыться в каморке. Конторка стояла близко к стене, поэтому Блох мог одной рукой притянуть к себе портье, а другой, переведя дух, сделать у самого его лица финт. Тот дернул головой, хотя Блох его даже не задел. Коридорный в каморке затаился. Но Блох уже вышел с портфелем.

Он успел еще до обеденного перерыва попасть в отдел персонала фирмы и получить свои бумаги. Блоха удивило, что бумаги еще не готовы и что понадобились еще какие-то телефонные переговоры. Он попросил разрешения позвонить и набрал номер бывшей своей жены; но подошла девочка, ответила заученной фразой, что матери нет дома, и Блох положил трубку. Тем временем бумаги подготовили; он сунул налоговую карточку в портфель, но когда собрался спросить служащую отдела о причитающемся ему жалованье, той уже не оказалось на месте. Блох оставил на столе деньги за телефонный разговор и вышел на улицу.

Банки тоже уже закрылись. И Блоху пришлось прождать весь обеденный перерыв в парке, прежде чем он смог снять свои деньги с текущего счета — сберегательной книжки у него никогда не было. Понимая, что с такой суммой далеко не уедешь, он решил возвратить в магазин недавно купленный транзисторный приемник. На автобусе поехал к себе на квартиру во Второй район и прихватил еще фотовспышку и электробритву. В магазине ему сказали, что возьмут вещи обратно, только если он взамен купит другие. Блох снова поехал на автобусе к себе и сунул в чемодан два кубка, правда, они были лишь копией кубков, выигранных его командой: один — в турнире и другой — в матче на кубок, захватил еще брелок — позолоченные бутсы.

В лавке старьевщика к нему долго никто не выходил, он достал все вещи и выставил на прилавок. Потом ему представилось слишком уж естественным, что он так вот взял и выставил вещи на прилавке, словно они уже приняты на продажу, быстро их с прилавка убрал, даже спрятал в чемодан, и лишь тогда снова поставил на прилавок, когда об этом попросили. Позади, в стеллаже, он заметил музыкальную шкатулку, на которой в стереотипной позе стояла фарфоровая статуэтка танцовщицы. Как всегда, когда он видел музыкальную шкатулку, ему показалось, что он ее уже однажды видел. Он сразу, не торгуясь, согласился взять за вещи ту цену, которую ему давали.

Затем, перекинув через руку легкое пальто, прихваченное из дому, он сразу же поехал на Южный вокзал. По дороге к автобусной остановке он встретил киоскершу, у которой обычно покупал газеты. Она шла в меховом пальто и с собакой; обычно Блох, покупая у нее газету и в ожидании газеты и сдачи глядя на черные кончики ее пальцев, вступал с ней в разговор, но сейчас, вне киоска, она, по-видимому, его не узнала; во всяком случае, не подняла глаз и не ответила на приветствие.

В течение суток в сторону границы шло мало поездов, и Блох, коротая время до отправления ближайшего поезда, зашел в Кинохронику и там заснул. Вдруг стало довольно светло, и шуршание опускающегося или поднимающегося занавеса показалось ему угрожающе близким. Чтобы узнать, опустился или поднялся занавес, он открыл глаза. Кто-то карманным фонариком светил ему в лицо. Блох вышиб фонарик из рук билетера и через фойе кинотеатра прошел в туалет.

Там было тихо, снаружи проникал дневной свет; Блох немного постоял не двигаясь.

Билетер, прибежавший следом, грозил вызвать полицию, но Блох отвернул кран, вымыл руки, потом нажал на кнопку электросушилки и держал руки под струей теплого воздуха, пока билетер не исчез.