Израиль!.. Если бы я могла, я, четыре года назад увезенная из дома, все-таки очутиться на твоей земле, своими руками коснуться древних камней, сердцем поверить, что, потеряв тот дом, я обрела новый!..
Я обращаюсь к Вашему разуму, к Вашему чувству реальности. Подумайте о том, что обвинения, может быть, ошибочны, что я погибаю здесь без вины, вернее — с единственной виной: со своим «образом мыслей», который не подходит им, а может быть, и Вам не подходит! Нет на мне иной вины, кроме моего «инакомыслия», нет и не было никогда!
Вдумайтесь во все и Вы поймете: нет причин обрекать меня на такую изоляцию.
Но Вы молчите, молчите. И все молчит.
Какая тишина, какая неотзывчивая тишина кругом!
Только, когда стемнеет, подъезжающие машины своими сильными фарами опять, опять высветят решетку нашего балкона, и зарешеченные лучи поднимутся вверх, охватывая стены…
Каждый вечер.
Прежде на стене — пока я его не унесла из комнаты — висел мой портрет: световая решетка, подымаясь, накрывала и его.
