Страх полета - [18]

Шрифт
Интервал

Письменные показания оберштурмфюррера СС Рудольфа Гесса Апрель 5, 1946, Нюрнберг
8.29 ФРАНКФУРТ
Европа — пыльный плюшевый диван
в первоклассном вагоне
с первоклассной пылью,
а кондуктор похож на розовую
марципанную свинью
и ходит, переваливаясь, как гусь, по коридору.
Фрейлен!
Он говорит это с четырьмя умляутами,
и его красная кожаная сумка
на ремне позвякивает и повизгивает,
как тормоза.
Его кепка поднимается и поднимается,
она словно папский венец,
достигающий небес, требуя
полной власти,
божественного права
для кондукторов Бундесбана.
Фрейлен!
E pericoloso sporgersi.
Nicht hinauslеhnen.
Il estdangereeux[21]… — повторяют колеса.
Но я не дура.
Я знаю, где конец колеи,
и где поезд въезжает
в тишину.
Я знаю, станция
не будет обозначена.
У меня арийские волосы.
Мое имя вереск,
мой паспорт, глаза,
голубее Баварского неба.
Но он может видеть
Звезду Давида
в моем пупке.
Удар. Скрежет.
Я надеваю это
для последнего стриптиза.
Фрейлен!
Кто-то толкнул меня локтем, чтобы разбудить.
Моя трусливая рука
почти поднимается в приветствии
перед враждебным жалким
мундирчиком этого мужчины.
— Schones Wetter heute[22]
говорит он,
кивая головой
на неясные очертания полей
вдали за окном.
Решительно пробивает
мой билет, затем
его сморщенное лицо улыбается
на солнечном свету, который
вдруг становится мягким,
как куриный бульон.

Когда я жила в Гейдельберге, я не очень концентрировалась на своем еврействе. О, я определенно запомнила: моя бабушка мылила мои руки между своих и говорила, что она «смывает Германию» (ее каламбурный синоним для микробов[23]). Моя сестра Рэнди придумала игру под названием «Убежим от немцев», в которой мы надевали самые теплые вещи, запихивали нашу младшую сестру Хлою в кукольную коляску, делали огромные сэндвичи и садились есть их в благоухающей глубине чулана, надеясь, что наших запасов хватит до тех пор, пока не закончится война и не придут союзники. И тут же шальные воспоминания о моей лучшей подруге Джилиан Бэтнок (возраст 5 лет), которая принадлежала к англиканской церкви. Она говорила, что не может мыться со мной в одной ванне из-за того, что евреи «всегда делают пи-пи в воду, в которой моются». Но в общем у меня было экуменическое детство. Друзья моих родителей принадлежали ко всем нациям, всем религиям и расам, точно так же, как и мои друзья. Должно быть, я поняла смысл фразы «мы все одна семья» еще до того, как перестала пачкать в штанишки. Хотя в доме иногда говорили на идиш, но только для того, чтобы скрыть что-нибудь от нашей любопытной горничной. Иногда это говорилось для того, чтобы обмануть детей, но мы с нашим превосходным детским восприятием всегда чувствовали смысл, хотя и не понимали значения слов. В результате нам не пришлось учиться идишу. Мне пришлось прочитать «Прощай, Колумб» Филиппа Рота, чтобы узнать слово штар (сильный), и «Волшебный сундучок», чтобы узнать о газете «Вперед». Мне было уже четырнадцать, когда я впервые была приглашена на бармицву[24] к какому-то двоюродному брату из Спринг Валли, штат Нью-Йорк, а моя мать осталась дома, сославшись на головную боль. Мой дед, старый марксист, свято веривший в то, что «религия — опиум для народа», запретил моей верующей бабке «приучать ребенка к этой религиозной чепухе», а затем обвинил меня (когда ему стукнуло 80) в симпатиях к «проклятым антисемитам». Конечно, я не была антисемиткой, просто я не чувствовала себя еврейкой и не могла понять, почему он, единственный из моих знакомых, вдруг начал говорить, как Хаим Вейцман. Моя юность (в лагере «Брейк Нек Уорк», высшей школе музыки и живописи, и когда я была стажером в поездах в «Гералд Трибюн Фреш Эйр Фонд) прошла в те благословенные дни, когда черных постоянно выбирали старостами в старших классах и это считалось самым ярким свидетельством нашей интернациональности. Не то чтобы я не чувствовала фальши в этой «дискриминации наоборот» уже тогда — я просто искренне разделяла доктрину «интеграции». Я считала себя интернационалисткой, осторожной (фабианской) социалисткой, другом человечества (никто не упоминал тогда о том, что оно состоит не только из мужчин, но и из женщин), гуманисткой. Я ужасалась, когда слушала невежественных еврейских шовинистов, которые говорили о том, что Маркс, Фрейд и Эйнштейн — все были евреями, что евреи имеют лучшие гены, лучшие умы. Мне было ясно, что считать себя выше, чем кто-нибудь, означало быть ниже, а думать о себе как о существе необычном было знаком, что ты совершенно заурядна.

Каждое Рождество, с того времени, как мне исполнилось два года, у нас была новогодняя елка. Только мы отмечали не Рождество Христово; мы отмечали (по словам моей мамы) «Зимнее Солнцестояние». Джилиан, у которой под елкой всегда стоял вертеп, а над елкой горела Вифлеемская звезда, горячо спорила со мной, а я решительно повторяла за своей матерью: «Зимнее Солнцестояние» было до всякого Иисуса Христа.» Бедная набожная мать Джилиан настаивала на младенце Христе и непорочном зачатии.

К Пасхе мы искали краску для яиц, но праздновали не Воскрешение Христа, а Весеннее Равноденствие. Перерождение жизни, обряды Весны. Слушая мою мать, мы могли бы подумать, что мы друиды.


Еще от автора Эрика Жонг
Как спасти свою жизнь

Российский читатель впервые получает возможность познакомиться с самым известным романом американской писательницы Эрики Джонг. Книги Джонг огромными тиражами расходились на ее родине, переводились на языки многих стран. И по сей день книги Джонг, пришедшие на гребне сексуальной революции, вызывают неоднозначную оценку.Мужчины и женщины, женщины и мужчины. Им никогда не понять друг друга. Давным-давно, когда мужчины были охотниками и драчунами, их женщины проводили всю жизнь, беспокоясь о детях и умирая от родов, мужчины жаловались, что женщины холодны, безответны, фригидны..


Я не боюсь летать

Айседора Уинг боится летать, боится мечтать, боится жить и быть собой. Когда она сидит в самолете, у нее холодеют пальцы, а ноги она не отрывает от пола, чтобы не потерять контроль. Пять лет Айседора страдает от одиночества рядом с мужем-занудой, который анализирует каждую ее фразу. Но внезапно соблазнительный незнакомец зовет ее отправиться с ним в путешествие, забыть обо всех несчастьях и обрести свободу. Хватит ли духу у трусливой Айседоры решиться на этот поступок, преодолеть страхи и твердо сказать себе: «Я не боюсь летать».


Ведьмы

Да, прав был принц Датский: на свете действительно есть многое, что и не снилось мудрецам, зато снится оно писателям, поэтам, художникам. Наш экспериментальный спецвыпуск посвящен тому, что находится за гранью яви, в завораживающем, волшебном Зазеркалье мистического художественного воображения.Дорогой читатель, Вы держите в руках необычный номер «Иностранной литературы»; все журнальные разделы подчинены в нем одной теме — Вы погрузитесь в мир «черной фантастики», сверхъестественных явлений и зловещих тайн, где порой властвует та сила, которая, как известно, «вечно хочет зла и вечно совершает благо».


Сердце Сапфо

Сапфо — женщина-легенда, любимица богов, создательница бессмертной любовной лирики, вечный символ плотской любви, даже за крупицу которой готовы были отдать жизнь и свободу великие и малые мира сего.Кому как не Эрике Йонг, автору романа «Я не боюсь летать», вызвавшего настоящий шок в Америке 1970-х годов и вошедшего в список самых сексуальных романов в истории человечества, было браться за благодатный труд рассказать историю жизни этой великой женщины.


Рекомендуем почитать
Дриада для повелителя стихий

Говорила мне мама в детстве: никогда не садись в машину к незнакомцам, не подходи к подозрительным личностям, тем более на безлюдной улице, но что делать, если пожилой человек схватился за сердце, готовый осесть на землю. Естественно, кинуться на помощь. Только вот старикашка оказался совсем не болен и вместо того, чтобы принять предложенную помощь, подложил знатную свинью. В итоге я оказалась в совершенно незнакомом мире с варварскими обычаями, в чужом теле и… рабском ошейнике, одной из сотни гонимых мужчин и женщин на невольничий рынок Таргезии.


Песня Обманщика

Давным-давно обманщик Локи пытался украсть золотые яблоки бессмертия. Но зачем? Что он собирался с ними делать? Совсем недавно смертная жена Локи, Каролина, родила их первенца. Родители, лишенные сна, изо всех сил пытаются насладиться своей первой спокойной ночью за последние нескольких месяцев, но старая песня рождает старые воспоминания, и Каролина наконец-то узнает мрачную, душераздирающую историю о том, почему Локи попытался украсть волшебные яблоки Идунны. И что он потерял при этой попытке. Переведено специально для группы ˜"*°†Мир фэнтези†°*"˜: http://vk.com/club43447162.


В предчувствии атаки

Для Кота и его друзей наступила пора нового испытания. Их всех ждала Академия. Чем обернётся новая встреча с Дмитрием? Каким окажется на пробу Илья Разумовский, тот, кто может унаследовать титул князя? И проявят ли себя враги? Коту, всегда остро ощущающему опасность, теперь нужно быть всегда на стороже. Всегда жить в предчувствии атаки…


Катя. Роман на 22 страницах

«Произведение впечатляет. Как будто сжатый до предела роман… Неожиданный финал сильно воздействует на восприятие. Рассказ запоминается в целом, остаются в памяти многие фразы».(Отзыв | Главный редактор «ACT»)


Великий Волшебник

Это книга о том, как из людей получаются волшебники. Это не так уж сложно — надо только попасть в ловушку, оказаться в Лабиринте и последовательно пройти семь перевоплощений.Сначала надо стать Красной Девой, потом — Оранжевым Гномом, потом — кем-то жёлтым, а кем, я уже и не помню, так как читал эту книгу слишком давно. А вы можете прочитать ее прямо сейчас — во всяком случае, первую глобулу.


Буколические сказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Память и желание. Книга 1

Роман «Память и желание» – это сага о всепоглощающей страсти и несбывшихся надеждах; это роман о хитросплетениях судеб и событий. Он охватывает несколько десятилетий жизни героев и переносит читателей из предвоенного Парижа и разоренной войной Польши во дворцы современной Италии, в благополучную Швейцарию и на другой континент – в Америку наших дней.До последних страниц книги читатели с напряженным вниманием следят за жизнью семьи главной героини Сильви Ковальской, пытаясь угадать развязку драматической и таинственной истории.


Прощальное эхо

Обаятельная миссис Клертон, кажется, имеет все, о чем только может мечтать любая женщина: роскошный дом в Лондоне, любящего, заботливого мужа, деньги. Но что ее, в прошлом москвичку Оксану Плетневу, безудержно влечет в родной город? Ностальгия, или, может быть, оставшаяся там любовь?..


Единственная женщина

Московская жизнь, казавшаяся издалека такой привлекательной, становится для главной героини романа Лизы Успенской жестокой жизненной школой. Ей приходится столкнуться и с обитателями московского «дна», и с капризными светскими дамами. В момент полного отчаяния она встречает человека, которого, как она вскоре понимает, искала всю жизнь. Но, несмотря на взаимную любовь, счастье с ним оказывается нелегким. Став женой крупного предпринимателя, Лиза не только получает возможность отдыхать за границей и жить в роскоши, но и разделяет с мужем все трудности и опасности его жизни.


Такая как есть

Героиня романа Ева Черни добивается всего, о чем она мечтала, для нее не существует запретов и препятствий, она не боится рисковать. Ее врожденный дар – возвращать женщинам красоту и молодость – приводит ее на вершину успеха: ее косметику и духи знают во всем мире.Блестящая женщина, Ева легко распоряжается чужими жизнями, но почему же в ее собственной события не всегда происходят по ее сценарию? Почему тайны, которые Ева тщательно прячет от посторонних глаз, снова и снова преследуют ее?