Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - [3]
Успех Макговерна на предварительных выборах здорово повлиял на мои отношения с людьми, которые руководили его кампанией, особенно с теми из них, кто знал меня достаточно хорошо и чувствовал, что мое презрение к освященным веками двойным стандартам политической журналистики не вполне совместимо с большой политической игрой, в которую вступил Джордж. И их опасения только усилились, когда выяснилось, что политическую колонку в Rolling Stone читают не только торчки, анархисты и маргиналы. Вскоре после впечатляющей победы Макговерна на предварительных выборах в Висконсине заклятый рупор истеблишмента Стюарт Олсоп снизошел со своей колокольни, процитировав некоторые из моих наиболее ядовитых высказываний о Маски и Хамфри в своей колонке в Newsweek, повысив меня до вполне респектабельного уровня.
После этого все изменилось. К тому времени, когда кампания Макговерна докатилась до Калифорнии, все уже пребывали в состоянии адской напряженности. С самого верха были спущены распоряжения, обязывающие штатных сотрудников остерегаться прессы. Исключение было сделано только для репортеров, известных уважительным отношением к тому, что говорится «конфиденциально», но я под это определение не подходил.
Ну и хватит об этом. Главное, что я хотел сказать — прежде чем отвлекся на зайцев, — то, что все в этой книге, кроме примечаний, было написано под давлением сроков, в последнюю минуту, в ураганном вихре кампании, запутанной и непредсказуемой настолько, что даже сами ее участники порой не понимали, что происходит.
Прежде я никогда не освещал президентских кампаний, но, едва оказался втянут в эту, как сразу же подсел на нее настолько, что начал делать ставки на исход каждых предварительных выборов. И благодаря сочетанию агрессивного невежества с врожденным стремлением поиздеваться над расхожим мнением мне удалось выиграть все, кроме двух, из 50 или 60 ставок, сделанных в период с февраля по ноябрь. Мой первый проигрыш случился в Нью-Гэмпшире, где я чувствовал себя виноватым, потому что развел одного из сотрудников штаба Макговерна, который поставил на то, что Джордж получит больше 35 процентов голосов. Я проиграл, потому что Джордж финишировал с 37,5 процента. Но с того момента я беспрестанно выигрывал — вплоть до 7 ноября, когда совершил роковую ошибку, положившись на чувства, а не на инстинкт.
Результат был убийственным, ну и что, черт возьми? Я облажался, как и множество других людей, которые должны были знать больше, чем я, и поскольку я не изменил ровным счетом ничего в этой груде черновых отрывков, написанных мною во время кампании, то не вижу никаких оснований для того, чтобы дать другой финальный прогноз. А начни я сейчас что-то переписывать, это разрушило бы основную концепцию книги, которая — помимо отчаянного плана издателя продать ее в таком количестве экземпляров, чтобы покрыть сделанные мною за эти 12 безумных месяцев фантастические расходы — заключалась в том, чтобы, связав все воедино, зафиксировать, как проходила эта невероятно изменчивая президентская кампания: все как было, репортаж из самого сердца урагана, и нет другого способа сделать это, кроме как отказаться от роскоши делать выводы задним числом.
Так что это скорее пристрастный дневник, нежели документальное свидетельство или продуманный анализ президентской кампании 1972 года. То, что вы прочтете здесь, ничем не отличается от того, что я писал по ходу избирательной кампании в полуночные часы на взятых напрокат пишущих машинках во всех этих бардачных гостиничных номерах — и в «Вэйфеарер Инн» в пригороде Манчестера, и в «Нейл Хаусе» в Коламбусе, и в «Уилшир Хайят Хаусе» в Лос-Анджелесе, и в «Фонтенбло» в Майами — в марте, мае и июле, когда выдергивал из пишущей машинки страницу и отправлял ее в пластиковую пасть этого чертова телетайпа какому-то укуренному уроду в лице редактора новостного отдела Rolling Stone в Сан-Франциско.
То, что я хотел бы представить здесь, — это своего рода кинопленка, на которой кампания показана такой, какой она была в то время, а не такой, какой она в итоге вошла в историю. Тем более что книг, описывающих ее с исторической точки зрения, и так будет достаточно. Последние подсчеты я получил как раз перед Рождеством 1972-го, когда экс-спичрайтер Макговерна Сэнди Бергер сказал, что по меньшей мере 19 людей, принимавших участие в кампании, собираются написать об этом книги, так что мы в конечном итоге получим весь спектр мнений — уж не знаю, к худшему это или к лучшему.
Между тем мой номер в «Сил рок» наполняется людьми, которые, кажется, пребывают на грани истерики, глядя, как я все еще сижу здесь и трачу время на сумбурное вступление, тогда как еще не написана последняя глава, которая в течение 24 часов должна уйти в печать… Но если здесь не появится кто-то с чрезвычайно мощным стимулятором, то никакой последней главы может и не быть. Четыре дорожки хорошего фена помогли бы мне проделать этот трюк, но я не столь оптимистичен. На рынке в эти дни налицо нехватка настоящего, «высоковольтного» фена, и — если верить недавнему заявлению официального представителя министерства юстиции в Вашингтоне — это очевидное свидетельство прогресса в Нашей Войне Против Опасных Наркотиков.
Страшитесь! Хантер С. Томпсон, крестный отец Гонзо, верховный жрец экстремальности и главный летописец Американского кошмара, берется разобраться в теме, взяться за которую побоялся бы любой, – в теме самого себя.В «Царстве Страха», его долгожданных мемуарах, Добряк Доктор окидывает взглядом прошедшие несколько десятилетий существования «на полную катушку», чрезмерных злоупотреблений и зубодробительных писаний. Это история безумных путешествий, воспламеняемых бурбоном и кислотой, сага о гигантских дикобразах, девушках, оружии, взрывчатке и, разумеется, мотоциклах.
Книга-сенсация. Книга-скандал. В 1966 году она произвела эффект разорвавшейся бомбы, да и в наши дни считается единственным достоверным исследованием быта и нравов странного племени «современных варваров» из байкерских группировок. Хантеру Томпсону удалось совершить невозможное: этот основатель «гонзо-журналистики» стал своим в самой прославленной «семье» байкеров – «великих и ужасных» Ангелов Ада. Два года он кочевал вместе с группировкой по просторам Америки, был свидетелем подвигов и преступлений Ангелов Ада, их попоек, дружбы и потрясающего взаимного доверия, порождающего абсолютную круговую поруку, и результатом стала эта немыслимая книга, которую один из критиков совершенно верно назвал «жестокой рок-н-ролльной сказкой», а сами Ангелы Ада – «единственной правдой, которая когда-либо была о них написана».
Захватывающее, удивительно правдивое и трагичное повествование — таков «Ромовый дневник» американского писателя и журналиста Хантера Томпсона. Написанный в 1959 году, роман был опубликован автором лишь четыре года назад.
«Страх и отвращение в Лас-Вегасе» — одна из самых скандальных книг второй половины XX века. Книга, которую осуждали и запрещали. Книга, которой зачитывались и восхищались. Книга, в которой само понятие «Американской мечты» перевернуто с ног на голову, в которой видения и галлюцинации становятся реальностью, а действительность напоминает кошмарный сон.Книга содержит нецензурную брань.
Избранные тексты «великого и ужасного» Хантера С. Томпсона. Шедевры гонзо-журналистики. Хроники измененного сознания… вот только – чьего? Кто безумен? Журналист – или время, которое породило бесконечную коррупцию власть имущих, круговую поруку, двойную мораль? А, может быть, Хантер Томпсон, при всей его внешней экстравагантности, один из немногих, кто умеет говорить в открытую то, что другие – менее «безумные» – просто не смеют сказать? Времена меняются, а «Большая охота на акул», как ни грустно, с каждым днем становится все актуальнее…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.