Страх чужаков - [10]

— Ты ублюдок, — сказал я. — Ты все знал с начала.

Он пожал плечами.

— Ага. Ну, мы сказали недомеркам, чтобы они не говорили ничего. Сказали, что люди не поймут.

— Боюсь, я понял чересчур хорошо.

— Ага. Наци из Большого Космоса. — Он издал звук поцелуя. — У тебя, Том, прости за выражение, коленная реакция.

— Если ты не перестанешь меня патронировать, я врежу тебе по зубам.

— Эй, успокойся. — Он выставил перед собой ладони. — Что сказал Брайт?

Я сел на диван.

— Сказал, что это прискорбно, и спросил, мог бы я справиться с ситуацией лучше.

— А ты смог бы?

— Не мое дело справляться с такой ситуацией, — ответил я. — Лично я испытываю отвращение.

Он задумчиво покачал головой.

— А ты знаешь, что мы к ним готовились?

— Извини?

— Ну, не к этим недомеркам в частности, но мы годы провели, обдумывая возможные сценарии Первого Контакта. Мы всегда были уверены, что когда-нибудь это обязательно произойдет и что нам надо быть готовым. Мы рассматривали случаи, когда мы не узнаем в них формы жизни, или когда они не узнают формы жизни в нас. Все эти научно-фантастические штучки, знаешь?

— Не имею понятия, о чем ты толкуешь.

— Но здесь у нас сценарий, о котором мы никогда не думали: мы узнаем в них жизнь, они узнают жизнь в нас, но их мораль оказывается такой…

— Злой? — подсказал я.

Он пожал плечами.

— Ну, как посоображаешь, зло — это строго человеческая концепция.

— Знаешь, ты мне начинаешь по-настоящему не нравиться, — сказал я. — Все это дело — сплошной фарс. Это вовсе не паломничество. Это вовсе не уважение. Они наслаждались каждым мгновением. Это их эквивалент поездки заграницу и посещения художественной галереи, чтобы там взглянуть на прекрасную живопись.

— Что ж, — сказал он, — нам же надо было что-то сказать прессе. Они не поняли бы правду.

Я потер глаза.

— Лично я думаю — это весьма хорошее прикрытие, — сказал он. — Мы же придумали эту версию второпях.

— От нее тошнит! — заорал я. — Она отвратительна!

Он смотрел на меня некоторое время. Потом сказал:

— Ходит одна теория. Ее называют Теорией Потерянного Племени.

Я уставился на него:

— Что?

— Теория Потерянного Племени. Говорят, в году 1939–1940 в недрах амазонского дождевого леса существовало потерянное племя, и в один прекрасный день с ним установила контакт группа немецких исследователей.

— Немецких исследователей, — повторил я.

— Нацистских исследователей. Арийские стереотипы, пропитанные нацистской идеологией и мелочами технологии, о которой потерянное племя никогда и не мечтало. Оружие, репелленты от москитов, двигатель внутреннего сгорания, туалетная бумага. Что-то в этом роде.

В общем, потерянное племя разговаривает с немцами, и они начинают ощущать, что что-то не совсем правильно в этих светловолосых, голубоглазых парнях. Те толкуют о расовой чистоте, о превосходстве арийцев, говорят до упаду. Потерянному племени это совсем не нравится, но они идут на это, потому что у немцев есть вещи, которые им нужны.

— Оружие, — сказал я, — туалетная бумага.

— Верно. И они понимают, что где-то там, за пределами леса, существуют люди, которые думают не так, как эти нацисты. Поэтому потерянное племя выдаивает из немцев все, что те могут дать, а потом в один прекрасный день они строят свой собственный самолет, улетают оттуда, устанавливают контакт со старыми добрыми американскими парнями, и после этого все живут вполне счастливо.

Я откинулся назад.

— И такое… безумие маскирует официальную политику?

— Лучше тебе в это поверить. Мы получим от лацертан все, что хотим, а потом поищем добрых парней.

— Шатко, — сказал я. Неужто весь мир управляется психами?

— Но — и в этом суть — только вожди потерянного племени знают о гнусных взглядах на жизнь этих нацистов. А остальное племя не должно ничего знать, потому что…

— Потому что если они узнают, то истыкают немцев стрелами, и тогда больше не будет туалетной бумаги.

Фруки улыбнулся мне:

— Мелким народцем было бы действительно тяжело крутить, если б они знали больше о вещах, в которые верят.

— Догадываюсь, какие возникли бы проблемы, — согласился я.

Он прямо засветился.

— Вот, — сказал он, — я знал, что в конечном счете ты это поймешь.

— С другой стороны, — добавил я, — проблемой может оказаться, когда станет всеобщим знание, что вы сознательно имели дело с людьми, которые заставляют Ивана Грозного казаться матерью Терезой.

Он махнул рукой:

— Э-э, это не проблема. Правительства все время это делают.

Конечно, я это уже понимал. Но по какой-то причине мне все еще было очень печально.

— Значит, тебе хочется создать впечатление высокой морали, не зная в действительности в чем она заключается.

— Черт, да мне плевать на то, что обо мне думают люди, Том. Я всего лишь выполняю свою работу. — Он потер лицо. — Слушай, пойдем отсюда, ладно? А то начнут удивляться, что случилось.

— Люди имеют право знать, что случилось.

— Конечно, имеют, конечно. — Он руками делал мелкие успокаивающие жесты. — Слушай, я же согласен с тобой, Том. В эту религию ты обратился здесь. Но нам надо держать это втихую ради всеобщего блага.

Я просто сидел и смотрел на него.

— Что скажешь? — спросил он. — Так ты на борту?

Я пожал плечами.