Страда и праздник - [63]

Лихобабин быстро поднялся со стула, взялся за ручку двери.

— Лучше я. Не беспокойтесь.

3

После разговора с Тимаковым стало ясно: нужен отряд, который бы срочно отбил телеграф. Однако звонить Бонч-Бруевичу было неловко: латышские стрелки, которых тот мог выделить, — здесь, на телефонной станции. Обратиться в Московский штаб? Но вряд ли там кто-нибудь в столь серьезной обстановке откликнется на призыв прислать новый караул — твое заявление, что ты парком, по телефону ничего не значит, нужен согласованный со штабом пароль…

Поразмыслив еще минуту, Подбельский попросил телефонистку соединить с наркомом по военным делам Троцким — уж этот-то признает голос! Для верности сразу спросил: «Вы узнаете меня?» И услышав согласное «узнаю», объяснил положение на телеграфе, попросил срочно распорядиться об отправке туда отряда из верных войск, хотя бы в пятьдесят человек.

Трубка отозвалась не сразу и до странности вяло — да, мол, хорошо, постараемся. Что ж, спасибо и на этом.

Вошел Николаев. И тотчас за ним появился Коробов с чайником, протянул Николаеву кружку, но тот отмахнулся, стал рассказывать, что, оказывается, звонил Ленин, попросил немедленно связаться с Ходынской радиотелеграфной станцией и передать от имени Совнаркома распоряжение сообщить по всем станциям, что бандиты заняли Центральный телеграф и, стало быть, телеграфные распоряжения из Москвы надо рассматривать не иначе как провокационные.

— Это я звонил в Кремль, — сказал Подбельский, еще думая о своем, об отряде, который просил у наркомвоена. — Хорошо, что Владимиру Ильичу быстро передали.

Коробов разлил кипяток в кружки, снова пригласил к чаепитию, и Николаев было присел к столу, но тут же вскочил, сказал, что лучше, пожалуй, пойдет в зал, посмотрит, как там дела.

В комнате стало тихо. Подбельский снял трубку и вызвал Тимакова. Тот сообщил, что у него на телеграфе все по-прежнему, разве что караул теперь изолирован, находится в двух помещениях. Весть была утешительной, оставалось ждать, когда на углу Мясницкой и бульваров появится ожидаемый отряд, но к этой прежней заботе примешивалась другая: из того, что рассказал Николаев, следовало, что Ленин обеспокоен не столько тем, в чьих руках находится телеграф, сколько возможностью его использования в интересах мятежников, распространения их влияния на другие города и губернии. Тимаков, надо думать, помнит о данном ему распоряжении — не отсылать никаких телеграмм, и Ленину известно, что такое распоряжение отдано, а вот беспокоится. Значит, что-то еще произошло. Или должно произойти…

Стрелки часов показывали половину двенадцатого. Подбельский встал, заходил по комнате. Странно, что Тимаков не упоминал в разговоре Ефретова и Ермоленко. И этого… Лихобабина. Где они? Пришли на телеграф? Их присутствие сильно бы пригодилось — в сущности, они чрезвычайные комиссары Наркомпочтеля…

Он взял телефонную трубку, хотел попросить вызвать снова Тимакова, но передумал, назвал номер наркомвоена. Ответ получился быстро, и он, назвавшись, спросил, как с отрядом для телеграфа. В проводах трещало, и он не сразу различил раздражение в голосе:

— Вы излишне настойчивы! Было же сказано, что вашу просьбу учтут. Но войска правительства еще не начали разворачиваться, это сложная операция!

— Что же сложного — прислать отряд? Я не вижу никакой связи с тем, что войска еще не начали разворачиваться.

— А я вижу! — Троцкий вдруг сорвался на крик. — Неужели вы, товарищ Подбельский, не понимаете, что сейчас дело не в войсках, а в командующем! Подвойский и Муралов уже два часа бьются — кого назначить. В такой момент отдать кому-то в руки горстку верных нам и боеспособных — слышите? — бое-спо-соб-ных войск — это значит вверить ему одному судьбы революции! А если он изменит? Или возомнит себя диктатором? Неужели это не ясно вам, наркому, члену правительства? Отвечайте; вам это ясно?

— Нет.

— Как это «нет»?

— Телеграф в руках мятежников, но он пока не работает на них, я его контролирую. Но он может заработать. На всю Россию. От имени диктатора, которого вы опасаетесь, но другого, левоэсеровского. Пятьдесят человек на телеграфе вряд ли изменят положение в городе, но обезопасят страну от возможной лжи и демагогии мятежников. По распоряжению Владимира Ильича на Ходынку уже передано предупредительное сообщение, однако, как ответственный за телеграф, я вновь настаиваю на присылке туда отряда…

Трубка молчала. Трещали, гудели провода. Потом послышалось недовольно-утешительное:

— Ну хорошо, хорошо!

4

Тимаков с завидным спокойствием занимался своими делами: что-то перечитывал, перекладывал бумаги в панках, и Ермоленко, притулившийся возле окна, вдруг затосковал, предложил Ефретову сходить в аппаратные. Тот отрицательно мотнул головой. И вправду не стоит, полчаса назад были. Что там могло перемениться? Лихобабин — тот разболтался с дежурными, нашел кого-то из бывших харьковских сослуживцев или знакомых тех сослуживцев. Сказал даже, что побывал в караулке, там не страшно — обыкновенная матросня. Ефретову общительность Лихобабина не понравилась, он язвительно хмыкнул: «По Сеньке шапка!» — и потянул обратно, в комнату начальника. На лестнице Ермоленко сказал: «Ну зачем ты так на него? Правильно, что ищет контакты. Наших-то все нет, а так хоть какое, да влияние». Ефретов усмехнулся: «Смотри, как бы они на него самого не повлияли. Знаю я этих максималистов!»