Страда и праздник - [58]

— Я вот… Цыганов. Не помните? Ну, в октябрьские дни к вам в Моссовет приходил. Дождь еще, помню… Вместе, товарищ комиссар, в санитарной карете сюда ехали… чиновников усмирять от саботажа…

Подбельскому было трудно перестроиться, отойти от своих недавних забот, и он отозвался торопливо:

— Да, да, как же. Помню.

— Нет, вы как следует представьте, — настаивал солдат. — Цыганов моя фамилия. Дождь, помню, как из ведра, шинель аж до нитки промокла. А Никита Морозов, начальник караула, говорит, чтоб без комиссара не возвертался! Я двое суток тогда совсем не спал, сижу у вас там в комнате, вы совещаетесь, а я и заснул на стуле…

Подбельский улыбнулся.

— А верно! Вспомнил, хорошо теперь вспомнил… И вот тот, — он кивнул в сторону караулки, — и есть Никита Морозов?

— Где там! С чехословаками Морозов воюет. А этот — Матвеев, тоже строгий человек. Мы раньше, до революции, в пятьдесят шестом запасном служили, а потом переформировки, то да се, теперь в первом караульном полку… Я слышал, вы просили Матвеева подмогу дать. Ну, автомобиль ваш… Так он не может, Матвеев. Вы лучше у нас в Покровских казармах спросите, там — разом! Хоть роту, хоть целый батальон.

Подбельский покачал головой.

— Мне только и не хватает отправиться в Покровские казармы. На полдороге к ним все и случилось, возле Чистых прудов. — Он помолчал секунду, решительно прибавил: — Ну хорошо, товарищ. Спасибо за поддержку. Стойте тут крепко!

Он миновал часового. Сошел с крыльца. Наступавшие сумерки умерили жару, но воздух был душный, пахло пылью и, похоже, липовым цветом, — наверное, этот запах несло ветерком с недалеких бульваров. Решил идти в противоположную сторону, чтобы Кривоколенным переулком выбраться на Мясницкую, и там уже рядом — Милютинский.

На начальника караула, так решительно не признавшего над собой никакой власти, он уже не сердился. В сущности, это даже хорошо, что тут, на телеграфе, все так спокойно и надежно, он ведь сам хотел спокойствия и надежности. Но автомобиль! Автомобиль и судьба шофера не давали покоя, и как бы умноженная болью в ноге, росла досада, что ничего еще не сделано, чтобы сбить спесь с тех разухабистых матросов. Разговоры с Матвеевым, а потом с милым этим старым товарищем Цыгановым отвлекли от важного: лучше было подняться наверх, поговорить с начальником телеграфа Тимаковым, проверить, появились ли Ермоленко, Лихобабин ему на поддержку… Разве что в разговоре с Цыгановым пришла дельная мысль отправиться в Милютинский переулок, на Центральную телефонную станцию, — Николаев уже должен быть там, а латыши не ослушаются, небольшой отряд из них можно будет послать к «Прогрессу», чтобы отбить этот чертов автомобиль!..

Ушибленная нога разошлась, не так сильно ныла, но он чувствовал, что устал, шагал все медленнее. Иногда встречались прохожие, но все-таки кругом было пустыннее, чем обычно, это бросалось в глаза. Интересно, как быстро обыватель чует, что в городе неладно.

Он шел и прикидывал, что сейчас происходит в Кремле. Экстренное заседание Совнаркома, наверное, уже закончилось. Подвойский и Муралов стягивают войска… Но что мятежники? Выстрелов до сих пор не было слышно. Может, все начнется завтра? И вот еще что важно: удалось ли Николаеву выключить Центральную? Лишить мятежников телефона — это много, очень много, это значит разобщить их. А с разобщенными будет легче покончить.

Он пересек Мясницкую, миновал церковку Евпла на углу, обрадовался, когда услышал, как говорит часовой за решеткой железной двери — с твердым латышским акцентом.

Николаева он нашел наверху, в кабинете главного инженера станции. Попереживал за него, выслушивая, как пришлось освобождаться от караула левых, по, главное, как он и приказывал, станция была уже вся выключена, а телефоны по его списку «оживлены». Ленин по вызову отвечает сам, первое, что он потребовал, — дать ему возможность иметь связь со штабом Московского округа, и теперь, наверное, к Трехсвятительскому уже подходят войска.

Командир латышских стрелков живо отозвался на просьбу отправить отряд к «Прогрессу»; через несколько минут в открытое окно послышался гул мотора — это выкатился из ворот станции один из грузовиков.

Время потянулось медленнее. Николаев выходил в залы проверить, все ли там в порядке, возвращался, молча усаживался за стол, потом снова выходил. Наконец грузовик возвратился. Подбельский нетерпеливо поднялся навстречу рослому латышу, но тот, деловито козырнув, сообщил неутешительное: ни автомобиля, ни шофера на указанном месте не оказалось.

Подбельский хмуро молчал. Молчал и Николаев, видимо не зная, чем помочь, что посоветовать. И все-таки решил утешить:

— В конце концов важнее, что вы избежали ареста, Вадим Николаевич. Ваш арест означал бы успех бунтовщиков.

— На полчаса бы раньше — и были бы здесь и я, и автомобиль!

Командир латышей снова козырнул, повернулся на каблуках. Он не успел выйти из комнаты — дверь тут же распахнулась и появился встревоженный Коробов.

— Только что звонил начальник телеграфа. Туда явился отряд поповцев, человек сорок… Словом, они заняли телеграф!

Подбельский вскочил со стула.

— А Матвеев? Ну, этот пр-ринципиальный начальник караула? Куда он смотрел?