Стойкость - [27]

Первые две баржи с зерном прибыли в Осиновец 12 сентября. Это было радостное событие. Люди понимали: раз поступает зерно, значит, город имеет связь со страной. До той поры, о которой идет речь, мало кто знал о существовании Осиновца. То был, как говорится, забытый богом и людьми небольшой рыбацкий поселок с несколькими деревянными домиками, расположенными на берегу озера. Единственной примечательностью поселка был маяк, да и он представлял интерес только для команд судов. И вдруг Осиновец стал у всех на устах, о нем заговорили как о важном порте, куда прибывают суда с драгоценным грузом — мукой, крупой, зерном, откуда можно перебраться на ту сторону озера — на Большую землю[17].

Старожилы Осиновца теперь с гордостью поясняют приезжим, где помещался штаб руководства движением судов в грозные дни блокады, где были пирсы, как разгружались суда, как они, жители поселка, беседовали с командующим фронтом Ворошиловым, выбиравшим место для будущего порта.

Водная трасса между Новой Ладогой и Осиновцем постепенно становилась все более оживленной. Немцы следили за движением судов и всеми силами стремились парализовать движение по озеру, сбрасывали мины, бомбили, обстреливали суда из дальнобойных орудий. Капитаны пароходов совершали головокружительные трюки, чтобы уклоняться от бомб преследовавших их самолетов, часто им это удавалось, но были и такие случаи, когда суда тонули.

Председатель Ленгорисполкома Попков, начальник тыла фронта Лагунов, полковник Кокушкин и я часто вылетали на восточный берег Ладоги, в Волхов, Гостинополье. На месте решали, какие виды продовольствия доставлять в Ленинград в первую очередь, принимали практические меры по ускорению оборачиваемости барж. Нашей целью было как можно быстрее вывезти продовольствие из опасной зоны. Вражеские войска приближались к этим пунктам, и нельзя было медлить.

2

15 октября меня вызвали в Москву для доклада правительству о принимаемых мерах по экономии продовольствия. На другой день рано утром самолет приземлился на Внуковском аэродроме. Дорога на Москву была забита машинами, гнали скот, широким потоком двигались люди со своим скарбом. В самой Москве движение было еще более оживленным — шла подготовка к эвакуации.

В Кремле помещения не отапливались и в комнатах было довольно холодно. Меня принял Микоян. Он сидел за столом в накинутом на плечи пальто. Прежде чем доложить о положении дел в Ленинграде, я спросил его, почему в Москве и по дорогам к ней столь необычное движение. Микоян ответил, что немцы подошли к Можайску, положение создалось весьма напряженное. Возможно, Москва будет объявлена на осадном положении. Многие организации и предприятия столицы по решению правительства переводятся на Восток.

— А как вы считаете, Анастас Иванович, немцы могут ворваться в Москву?

— Не допускаю. Их армии растянулись, у них нет ударных сил, они лихорадочно подтягивают подкрепления. Но и мы не дремлем. Воинские резервы подходят из Сибири. Битва будет ожесточенной. Москвичи энергично укрепляют оборону города и готовы встретить врага во всеоружии.

Микоян слушал меня долго и внимательно. Расспрашивал об условиях жизни ленинградцев, об организации выдачи продуктов, о мерах, принимаемых Военным советом по завозу продовольствия через озеро.

В докладе я упомянул, что в Ленинград прибыло из Казахстана 40 т прессованного в блоки мяса, которое находилось в пути около 90 дней (июль — сентябрь), и, несмотря на долгий путь, качество мяса сохранилось, хотя было отгружено в обычных вагонах и подвергалось неоднократным перегрузкам. Для Ленинграда завоз мяса в блоках, а также высококалорийных продуктов, занимающих немного места, очень важен и. позволяет наиболее полно использовать транспорт. Было бы крайне желательно получать таких продуктов побольше, заключил я свое сообщение.

Микоян одобрил предложение об отгрузке продуктов, имеющих наибольшую пищевую ценность, и обещал сделать все возможное. Он тут же по телефону дал указание наркому мясной промышленности П. В. Смирнову отобрать мясо наибольшей упитанности, спрессовать его в блоки и отгружать только Ленинграду.

Я уже собирался уходить, но в это время открылась дверь и в кабинет вошел среднего роста, черноволосый с маленькими усиками человек. Он поздоровался, спросил, не помешает ли нашей беседе. Микоян ответил, что нисколько, и, представив меня вошедшему, сказал: товарищ Павлов только что прилетел из Ленинграда.

— Позвольте, да мы с вами знакомы, — сказал вошедший, обращаясь ко мне. — В 1938 г. мы вместе ехали в поезде — вы в Казань, а я в Йошкар-Олу.

Да, это был он, мой сосед по купе, который своим обаянием, откровенной речью произвел на меня тогда сильное впечатление. Мягкая улыбка, манера держаться остались те же. Меня поразила его цепкая память — ведь прошло три года со времени нашей короткой встречи в поезде. Это был Иван Федорович Тевосян, народный комиссар черной металлургии. Позднее, когда он стал заместителем Председателя Совета народных комиссаров СССР, мне приходилось часто встречаться с ним по служебным делам, и он каждый раз самым доброжелательным образом относился к просьбам, связанным с развитием пищевой, рыбной промышленности и торговли, хотя эти наркоматы и не входили в его прямое подчинение. И. Ф. Тевосян обладал редким тактом. Если он не соглашался или не мог удовлетворить ту или иную просьбу, то приводил такие доводы, что не согласиться с ним было нельзя. Если же он обещал что-либо сделать, то можно было не сомневаться в том, что все будет, выполнено точно. Тевосян ценил слово и был верен ему. А иметь дело с таким обязательным человеком — истинное удовольствие.