Стойкость - [15]

И припомнилось Станиславу:

Тоскливая ночь, оплывшая свеча, поезд стоит на маленькой станции. Станиславу не спится. Он подходит к окну. «Крушноярск» — вокзальная вывеска. Станислав накидывает шинель и выходит на перрон. Густо настоенным ароматом встретила его августовская ночь. Он идет вдоль поезда. Легкий ветерок перебирает волосы. Поезд отправится дальше нескоро — узнает он.

Спать не хочется. Станислав идет куда глаза глядят, наобум. За вокзалом — штабеля дров. Занимался пожаром восток, и показалось Станиславу, что впервые в жизни видит он такую зарю. Бездумно бредет он мимо штабелей дров. Внезапно останавливается. Слышит:

Э-эй, ух-нем, э-эй, ух-нем!

Ещ-ще ра-аз и ещ-ще два-а-а!

Высокий тенор ведет эту песню, и песня, кажется, летит на восток, навстречу солнцу, навстречу дню.

И видит Станислав: молодежь грузит дрова. Платформа за платформой, штабель за штабелем, песня за песней. Станислав приближается к ним.

— Прогуливаешься? — дерзко бросает ему черноволо­сый парень, с каким-то подозрением взглянув на шинель Станислава.

Черноволосый этот парень — без рубашки, босой, густой и ровный загар лежит на его теле.

— Полюбоваться явился? — снова звучит пренебрежительный вопрос.— Невидаль, поди, для тебя.

— Не большое диво,— вдруг отвечает Станислав, сбрасывает шинель на землю, подходит к черноволосому.— Вот бревно, в одиночку тебе не поднять его.

Огромное дубовое бревно поднимают они на плечи. Вблизи платформы Станислав чувствует, что покрывается потом. Слепит солнце. Становится жарко.

В работе он встречает утро. Принесли хлеб, красные сочные помидоры. Со всеми парнями Станислав перезна­комился, а вкусные, словно переполненные солнечной кровью помидоры, казалось, пьянили его. Так — в работе, в шутках проходило это необыкновенное утро.

— Ну, прощай,— сказал Станислав черноволосому,— Поеду.

Тот тепло улыбнулся, сказал:

— Подожди. Мы всей компанией проводим.

Веселой шумной гурьбой высыпали они на деревянный перрон, поискали нужный поезд и поезда этого не нашли; дежурный по станции с досадой плюнул им в ответ. Мах­нул рукой, большим ключом запер вокзальные двери и от­правился восвояси.

— Вот тебе раз! — засмеялся черноволосый. — Да ты, парень, не отчаивайся, переночуешь, завтрашним поедешь.

Имя черноволосого было — Борис.

Да, планы — планами, а вот поезда на Харьков на следующий день не было, зато через Крушноярск прохо­дили красноармейские эшелоны, на юге был фронт, была.~ «единая, неделимая»...

— Направо,— тихо говорит Артем.— Сейчас лес кон­чится, будет поле. Еще версты три — и Рудня.

Когда выбирались из леса, начинало светать. По одно­му перебежками пробрались к столпившимся посреди поля сосенкам. Юткевич дал команду: привал. Пока все курили, он вышел на край сосновой рощицы. Перед ним раскинулось укрытое снегом поле, впереди и дальше — де­ревенские хаты, дорога к лесу, мост. Первые дымы потя­нулись из труб, в вечное свое странствие. Слышались го­лоса петухов, собачий лай. В рассветной тишине странно было думать, что здесь, в Рудне, враг, что тут, через это поле, по этой земле, пролег фронт. Напрягая слух, Станис­лав ловил каждый звук, каждый шорох, ожидая сигнала. Что-то прошелестело вблизи. Он встрепенулся, глянул на землю и увидел мягкие заячьи следы на снегу. Неслышно приблизился Артем (большие усы и ворот кожуха покры­лись инеем), встал рядом, сказал:

— Смотри,— и пальцем в сторону деревни.

И Станислав увидел: на деревенской улице показались всадники, стало на деревенской улице людно.

— Начинается,— сказал Артем.— И они учуяли что-то, сукины дети. Хоть бы обошли наши,— и у старика дрогнула правая рука, словно хотел он перекреститься, но удержался.

На окраине рощицы — яр. Вдоль него и залегли цепью. Притаились. Сильными руками сжали винтовки. Заняв место в цепи, Станислав осмотрел своих и улыбнулся. «Все мои сверстники, один Артем старик. А вот этот, пя­тый с краю, пожалуй, и младше меня будет». Мысль обор­валась — Артем толкнул локтем:

— Смотри.

Вдоль плетней выезжали из деревни всадники. Впере­ди на белом коне офицер. Зеленую шинель с белым ворот­ником, голубые нашивки уже можно было рассмотреть. «Взять бы на мушку да сбить его с коня!» — промелькнуло в голове Станислава. Он подполз на животе поближе к Артему, взял у него винтовку, прицелился.

— Остановись! — чуть не выкрикнул Артем, и глаза его сверкнули жестоко.— Хочешь, чтоб нас всех здесь пе­ресчитали? Сигнала жди! — Он рванул винтовку к себе.

Что-то непонятное произошло со Станиславом. К лицу прихлынула кровь, глаза впились во всадников, к горлу подкатил комок, что-то трясло его тело, внушало — стре­лять, не сдаваться.

— Ты чего! — отупело огрызнулся он на Артема. — Ты не указывай, а слушайся. Не командир — не учи.

И вдруг Артем навалился на него, вцепился обеими руками в винтовку. Станислав изо всех сил ударил его в грудь, и старик покатился в яр, в снег.

— Не командир — не учи!— повторил Станислав резко.

Не успел старик выбраться из яра — утреннюю тишину разорвал выстрел. Все увидели, как под белым офицером вздыбился конь, шарахнулся в сторону и оба они, всадник и лошадь, рухнули на землю. Всадники сдержали бег лошадей, подались назад.