Стоящий в тени Бога - [24]

Стоит ли удивляться, что число «ганна'им» – зелотов, как они стали открыто себя называть, – волшебным образом выросло стократно за эти десять лет. Ревностные стали самой влиятельной и массовой религиозно-политической партией в стране, далеко обогнав фарисеев, саддукеев, ессенов.

Отцом же нового, подлинно популярного, поистине всенародного течения, образовавшегося в том бурлящем море, какое представлял из себя народ избранный, и сами иудеи, и римляне, и греки[25], объявили Иуду Галилеянина. Забыв, что Гавлонит всего лишь, как ему заповедовал Гавриил, раздувал в большое пламя маленькую искорку, которая не затухала в Палестине уже полтора столетия, со времен огромного пожара народной войны против сирийцев, зажженного Маккавеями.

Божья рать была создана, оставалось лишь найти повод для мятежа.

Знаком для того, чтобы начать избавление Израиля от гнета фараона, было явление Моисею ангела «в пламени огня среди тернового куста», а потом и самого Яхве, чье имя непроизносимо вслух (Исх. 3:2—12).

Иуда в нетерпении сердца ждал подобного знака. Увы!

Либо не ровня он был Моисею, либо Вседержитель поменял свои привычки...

А потом вдруг неожиданно знамение состоялось.

Были и глашатаи воли Небес, и пламя огня. Однако оказался первый простым земным ангелом-гонцом... Пламя же на сей раз охватило не купину неопалимую, а дома и дворцы сторонников римлян в Палестине. Подожгли их Ревностные, узнав про очередную богохульную мерзость чужеземных захватчиков.

И по земле обетованной вновь прокатился, похоронив под собой десятки тысяч жизней, мощный сель восстания, который был вызван падением – одного за другим – ряда мелких и крупных камешков-событий. Именно им Господь уготовил случиться в этот год, десятый по счету после смерти Ирода[26].

Падали эти «валуны» по территории всей Римской республики, и лавины покрыли многие страны, но больше всего досталось Иудее.

Начались катаклизмы, естественно, там, где зарождалось почти все самое важное, что происходило в ту эпоху в Вечном городе.

Вернувшийся два года назад из ссылки Тиберий Клавдий Нерон, пасынок и предполагаемый преемник Августа, продолжил свою германскую кампанию и расширил границы республики. Были завоеваны кое-какие земли за Рейном, а главное, новая провинция – Мезия.

Следующим куском, на который разинул пасть вселенский хищник, стало «королевство» маркоманнов в Богемии[27].

Стратегический план Тиберия предусматривал одновременное наступление с двух сторон на «короля» этого союза германских племен Маробода. Захват Богемии позволил бы установить более короткую границу – от Эльбы до большой излучины Дуная – с беспокойным варварским миром и высвободить несколько легионов для иных нужд.

Поход на Маробода едва начался, как вдруг, неожиданно для римлян, жители уже покоренных провинций Германия и Паннония решили сбросить со своих непокорных вый попиравшие их латинские сандалии.

В обеих странах богиня судьбы Фортуна поначалу отвернулась от легионов. В Германии им успешно пускал кровь молодой, но очень талантливый предводитель повстанцев Арминий, конунг племени херусков.

В Паннонии местный вождь Батон долго играл в прятки с Тиберием, пока не ухитрился заманить римского полководца в ловушку. Благородный Батон не стал уничтожать врага, выпустил волка из капкана. Тиберий пригнал в Паннонию пятнадцать легионов и приступил к систематическому истреблению населения страны – справиться иначе с партизанами он не мог.

Маробод вздохнул спокойно и вместо того, чтобы помочь спасшим его от неминуемого разгрома братьям-германцам и паннонцам, распустил войско и предался чревоугодию и разврату.

Тем временем Август под давлением римского плебса, который наконец-то раскусил, что хлеб и зрелища куда лучше воинской службы, повысил возраст рекрутского набора в легионы с 16 до 20 лет.

Образовавшуюся благодаря уменьшению притока новобранцев в рядах армии брешь, да еще в столь неудачный момент, когда пылали сразу два неподавленных восстания, нужно было хоть чем-то затыкать. Вспомогательные части в провинциях, ранее набиравшиеся нерегулярно, были реорганизованы и переведены на постоянную основу. Из отрядов телохранителей сформировали новый преторианский корпус в составе девяти когорт по тысяче бойцов. Его разместили вокруг Рима. Еще три городские когорты расквартировали на территории самой столицы.

Император обеспечил себе безопасность внутри Италии, но на внешние события эти реформы влияния не оказали. Преторианцы были нужны постоянно под рукой, дабы подавлять заговоры. Вспомогательные же войска потому так и называются, что годятся лишь для поддержки регулярных легионов. А вот их-то пополнить было некем.

Впрочем, не совсем так: ратников можно было набрать из добровольцев – мужей, которые отслужили свой шестнадцатилетний срок в армии, но так и не привыкли к мирному существованию. Это были идеальные кандидаты: еще не старые, прекрасные бойцы, не нуждающиеся в обучении. Таких в Италии насчитывались десятки тысяч.

Чтобы сделать их эвокатами – так называли вторично зачисленных в регулярные войска ветеранов, – требовались сущие пустяки: земля и золото. Ранее сенат никогда не сталкивался с проблемой, где взять земельные наделы и денежные наградные пособия для демобилизованных. Граждане Вечного города сами охотно шли на защиту отечества, с честью гибли, а оставшимся в живых достаточно было тех новых земель, которые они сами и завоевали.