Стояние в Вере - [41]

3. Но мы не можем принять и одобрить послания в его целом, по следующим соображениям:

а) В абзаце 7-м мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства.,,

б) Послание приносит правительству “всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения”. Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви...

в) Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и Государством возлагает на Церковь...

г) Послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т. е. налагает церковное наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917 — 1918 гг. от 3/16 августа 1918 года, разъяснившему всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшему всех лиц, лишенных сана за политические преступления в прошедшем (Арсений Мациевич, свящ. Григорий Петров).

4. Наконец, мы находим послание Патр. Синода неполным, недоговоренным, а потому недостаточным…

Соловки. 1927 г. 14/27 сентября”. ^[92]

Итак, отвергнув отдельные положения декларации, в принципе “соловецкий епископат” согласился с его общей политикой. Это подтверждает и прот. Иоанн Шастов, находившийся в то время на Соловках:

“По прочтении означенной декларации и суждению о ней было вынесено определенное заключение: декларацию считать необходимым актом, свидетельствующим лояльное отношение к государственной власти и не нарушающим ни догматического, ни канонического учения. А потому приемлемой "для нас". ” ^[93]

Миротворческий дух среди “соловецких” епископов поддерживал архиеп. Иларион (Троицкий). Он умел мудро выделить в политике митр. Сергия самое существенное и сделать из этого правильные выводы. К его мнению прислушивались не только товарищи по заключению, но и другие архиереи. Забегая вперед, скажем, что когда иосифлянство начало набирать размах и среди соловецкого епископата возникли колебания относительно политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, только мудрость и авторитет архиеп. Илариона сумели развеять эти сомнения, грозившие породить еще большую смуту. В те дни, созвав 15 (или около того) епископов в келье архим. Феофана, он убедил их поддерживать политику митр. Сергия ради сохранения церковного мира. “Никакого раскола, — возгласил он, — будем хранить верность Православной Церкви в лице митр. Сергия”. ^[94] “Что бы ни стали нам говорить и кто бы ни был, мы должны на это смотреть как на провокацию, желающую нас разделить с митр. Сергием и его Синодом, а потому мы должны держаться единства”. ^[93]

Следует отметить, что среди “соловецкого епископата” были иерархи, которые несочувственно отнеслись к новой церковной политике, намеченной декларацией. Однако до времени и они были удерживаемы архиеп. Иларионом в единодушии со всеми.

Что же касается остального церковного общества, то оно сильно разделилось во мнениях. Одна часть полностью признала декларацию, другая — лишь частично (но, блюдя церковное единство, не принимала никаких раскольнических действий) и, наконец, третья часть совершенно отвергла это послание, встав в непримиримое противодействие митр. Сергию и гражданской власти, считая, что сближением с государством Русская Церковь может изменить истине Христовой.

Внутренний протест этих людей усугубился тем обстоятельством, что именно на заявлениях о лояльности к государству укрепляла свои позиции обновленческая ересь. Вследствие этого многие клирики и миряне стали отождествлять сближение с гражданской властью с изменой Православию.

Большинство из тех, кто впоследствии ушел в иосифлянский раскол, определяли “православность” верующих по такому принципу: тот, кто не идет на компромиссы с властью, тот православный, а тот, кто делает ей уступки или заявляет о своей лояльности, — тот изменник. Характерно, что и самая борьба с обновленчеством многими предпринималась не столько из-за попрания ими церковных догматов и канонов, сколько потому, что обновленцы признали советскую власть.

“Нет ничего неожиданного в том, - писал митр. Сергий, — что среди оппозиции стоят люди..., прояви вшие много усердия по борьбе с обновленчеством. Это говорит только о том, что многие восставали и против обновленчества больше потому, что оно “признавало советскую власть”. Недаром и теперь кое-кто спрашивает, какая же разница у нас с обновленцами, если и мы "за соввласть"?” ^[95]

Вот где кроются корни заблуждения оппозиции. Всякая попытка высшей церковной иерархии узаконить свое положение в государстве чисто психологически воспринималась как нарушение чистоты Православия. И такое смешение понятий было настолько распространено, что когда в епархиях получили текст декларации, то почти 90 процентов решили за лучшее не задерживать у себя этот документ, а возвратить его авторам.