Стопы благовестника - [23]

Шрифт
Интервал

"Двадцатого ноября 1893 года в церкви духовной семинарии возобновились публичные собеседования епархиального миссионера г. Головкина с Оренбургскими сектантами. На этот раз по предварительному объявлению было назначено собеседование с молоканами и баптистами по вопросу о крещении. К назначенному часу в церковь собрались воспитанники семинарии со своим начальством и порядочное число посторонних слушателей. Пришли несколько человек и сектантов во главе с известным в Оренбурге В.Г. Павловым.
На предложение одному молоканину опровергнуть из Писания православное учение о крещении, сектант только твердил: "Вы уж лучше с Павловым поговорите, а мы послушаем". Несколько замечаний, высказанных другими молоканами, были очень неудачны и легко были опровергнуты миссионерами и баптистами. Какой-то сектант, судя по внешнему виду и по складу речи очень состоятельный и довольно интеллигентный купец, резонно напомнил молоканам, отрицающим водное крещение, пример Христа, крестившегося в Иордане. Наконец у одного молоканина невольно, вместе с просьбой к миссионеру беседовать с Павловым, вырвалось признание, что из присутствующих молокан никто не может опровергнуть учение о необходимости водного крещения. Обратились к Павлову. Надо отдать честь этому баптисту: говорит он складно, бойко, и что особенно замечательно, ведет спор весьма деликатно, с уважением к противнику. Беседа приняла оживленный характер.
Главные возражения Павлова, насколько мы могли уловить их в споре, сводились к следующему. Если бы водное крещение имело значение духовного возрождения, тогда люди бы по крещении радикально изменялись бы, в действительности же крещенные продолжают оказывать одинаковую склонность ко греху, как и не крещенные. Христос и апостолы требовали от крещаемых веры и научения в предметах веры. Младенцы сами, конечно, веровать не могут. Следовательно, крещение их противно заповеди Христа: "кто будет веровать и креститься спасен будет". На возражения баптиста миссионер отвечал с должным основанием и знанием православного учения. Единственно, что можно поставить в упрек г. Головкину, это недостаточно деликатное обращение с оппонентами. Беседа продолжалась с трех часов пополудни и до восьми вечера".
Замечание корреспондента о недостаточно тактичном поведении миссионера больно задело самолюбие Головкина. Встретившись с Павловым на очередном собеседовании, он обвинил Василия Гурьевича в том, что он, якобы, ищет рекламы и хвалится в газетах о благоговейном подходе к религиозным рассуждениям. Павлов опешил. До тех пор, пока один из приятелей не принес ему номер газеты, он даже не знал, на что намекает Головкин. Прочитав материал, Василий Гурьевич отметил, что статья написана объективно, без особого пристрастия к какой-либо стороне.
Однажды Головкин пришел на дом к Павлову с молоканским наставником Жоголевым. Инициатива беседы исходила от Оренбургских молокан. Если Головкин часто впадал в буквализм, то Жоголев, наоборот, все толковал духовно.

— Мы ломаем Слово Божие, — изъяснял суть хлебопреломления наставник.

— Разумно ли ломать Слово Божие? — заметил Василий Гурьевич. — Его надо передавать другим в целом виде.

Дом постепенно набивался молоканами и баптистами. Они все сидели тихо, не участвуя в беседе, но внимательно слушали суждения Павлова и Жоголева.
Повсеместные частые диспуты коснулись даже мусульманского населения. Татары останавливали Василия Гурьевича прямо на улице, иногда приглашали в свои жилища, почтительно выспрашивая о христианской вере. Одному молодому татарину, который готовился стать муллой, Павлов подарил книгу на турецком языке "Весы Истины", где доказывалась истинность христианства.
Растущая популярность Павлова как проповедника Евангелия у одних вызывала уважение, других же воспаляла завистью и негодованием. Местная полиция усилила слежку за деятельностью Павлова и его единомышленников. По соседству с квартирой Василия Гурьевича разместился сыщик. Человек, нанятый полицией для гнусной иудиной работы, совсем не пытался себя законспирировать. Он постоянно дежурил у подъезда, в упор рассматривая всех, кто встречался с Павловым. Василий Гурьевич решил устраивать молитвенные собрания в разных местах и в разное время.
Как-то служение со святой вечерей было назначено у брата Живульта на ветряной мельнице. Когда Василий Гурьевич отправился туда с женой на санях, на городской окраине их встретил младший сын Живульта.

— Полиция окружила наш дом! — выпалил подбежавший парень. — Ехать к нам небезопасно.

— Если пути нет, повернем восвояси, — сказал Павлов, трогая вожжами. — Передай отцу, что в следующее воскресенье собираемся у меня!

Полиция не только окружила дом Живульта, но и вторглась в него, обнаружив там несколько мирно сидевших верующих. Быстро переписав всех присутствующих, они взяли на заметку одного новообращенного казака, которого недавно крестил Аким Романтеев. Через год Акима предали суду и он отсидел два месяца в тюрьме.
К концу следующего воскресного богослужения и перед домом Павлова замелькали бравые молодцы в полицейских шинелях. В сопровождении околоточных, городовых и участкового пристава на баптистское собрание явился полицмейстер.

Рекомендуем почитать
Памяти Н. Ф. Анненского

Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.


Князь Андрей Волконский. Партитура жизни

Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.


Королева Виктория

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.


Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.