Стон горы - [19]

– Мама, Тэру не приходила ни вчера, ни сегодня, может быть, потому что принесла щенят? – дней семь назад сказала на кухне Кикуко.

– Не знаю, возможно, – равнодушно ответила Ясуко.

Синго, грея ноги у жаровни, заваривал себе зеленый чай. С этой осени у него вошло в привычку по утрам Пить зеленый чай, и он сам его заваривал.

Кикуко заговорила о Тэру, готовя завтрак, и на этом разговор оборвался.

Когда Кикуко, опустившись на колени, поставила перед Синго миску с супом из соевых бобов, Синго налил ей чаю.

– Может, выпьешь чашечку?

– Выпью, пожалуй.

Такого еще не бывало, и Кикуко уселась поудобнее.

Синго взглянул на нее.

– И на оби[5] и на кимоно у тебя хризантемы.

А ведь сезон хризантем уже кончился. В этом году из-за неприятностей с Фусако забыли о твоем дне рождения.

– Почему же, на моем оби – все четыре благородных растения. Так что его можно носить круглый год.

– Что это значит «четыре благородных растения»?

– Орхидея, бамбук, слива, хризантема… – сказала Кикуко звонко. – На чем-нибудь вы их, конечно, видели, отец, и должны знать. И на картинах они бывают и на кимоно.

– Скромный рисунок. Поставив чашку, Кикуко сказала:

– Очень вкусно.

– Этот зеленый чай я получил в подарок от семьи покойного, память которого я почтил, – как же его звали? – и теперь я снова стал пить зеленый чай. Раньше я его пил всегда. У нас дома другого чая вообще не бывало.

Сюити в то утро ушел в фирму раньше, чем Синго. Надевая ботинки в прихожей, Синго пытался вспомнить имя покойного приятеля, семья которого прислала ему в подарок зеленый чай. Можно было бы, конечно, спросить у Кикуко, но он промолчал. Этот приятель умер, внезапно в гостинице на горячих водах, куда он поехал с молодой женщиной.

– Давно что-то Тэру не приходила, – сказал Синго.

– Да, ни вчера, ни сегодня, – ответила Кикуко. Обычно, услыхав, что Синго собирается выйти из дому, Тэру подходила к крыльцу и провожала его до ворот.

Совсем недавно, вспомнил Синго, Кикуко гладила на крыльце Тэру по животу.

– Отвратительный какой-то, вздутый, – сказала, нахмурившись, Кикуко, пытаясь нащупать щенков. – Сколько их там?

Тэру посмотрела на Кикуко странно побелевшими глазами, потом легла на бок и подставила живот.

Живот Тэру не был настолько вздутый, чтобы вызвать отвращение, как сказала Кикуко. В паху кожа, словно став тоньше, порозовела, у сосков налипла грязь.

– Сосков десять?

Услыхав это от Кикуко, Синго тоже стал издали пересчитывать соски собаки. Самые верхние – маленькие, словно бы увядшие.

У Тэру был хозяин, она носила даже ошейник с номером, но, видно, хозяин плохо ее кормил, и она отбилась от дома. Раньше Тэру вертелась около кухонь соседей. Но когда Кикуко стала добавлять к остаткам от завтрака и ужина припасенные для нее вкусные кусочки, собака большую часть времени проводила у дома Синго. Часто по ночам в саду слышался дай Тэру, и можно было подумать, что она вообще прижилась у них. Но даже Кикуко не считала ее своей дворовой собакой.

Ну, а щенков она всегда приносила в доме хозяина.

Поэтому, когда Тэру не появлялась в течение нескольких дней, Кикуко и подумала, что, наверно, она ощенилась в доме хозяина.

Синго было даже обидно, что щениться она все-таки возвращается в хозяйский дом.

Но на этот раз Тэру ощенилась под полом в доме Синго. Никто не знал об этом дней десять.

Однажды, когда Синго вернулся вместе с Сюити из фирмы, Кикуко сказала:

– Отец, Тэру ощенилась.

– Что ты говоришь? Где?

– Под полом, под комнатой прислуги.

– Хм.

Когда прислуга уехала, ее маленькую комнатушку превратили в чулан и стали складывать в нее разные вещи.

– Тэру, оказывается, забралась под пол, я заглянула туда, – похоже, там есть щенки.

– Хм. И сколько же их?

– Темно, как следует не рассмотрела. Они в самом дальнем углу.

– А, ну тогда понятно. Значит, ощенилась в нашем доме?

– Мне мама еще раньше говорила, Тэру все время вертится в сарае, странно себя ведет, роет лапами землю. Это она искала себе место. Подстелить бы ей в сарае соломки, она бы там, наверно, и ощенилась.

– Что мы будем делать, когда щенки подрастут? – сказал Сюити.

Синго тоже радовался, что Тэру принесла щенят в его доме, но ему была неприятна мысль, что придется выбрасывать детенышей приблудной собаки.

– Неужели Тэру ощенилась в нашем доме? – сказала Ясуко.

– В том-то и дело.

– Ты говоришь, под полом, под комнатой прислуги, но ведь это единственная комната в доме, где никто не живет, – значит, Тэру выбрала это место сама.

Ясуко, продолжая сидеть у жаровни, исподлобья взглянула на Синго.

Синго тоже сел у жаровни и, отпив чаю, сказал Сюити:

– Помнишь, Танидзаки как-то обещала помочь нам с прислугой, ты с ней больше не говорил?

Когда Синго стал наливать вторую чашку чая, Сюити остановил его:

– Пепельница, отец.

По рассеянности Синго начал наливать чай в пепельницу.

2

– Так мы и состарились, ни разу не взобравшись на Фудзи, – бормотал Синго, сидя в своем кабинете.

Неожиданно всплывшие слова, но в них, казалось ему, был какой-то тайный смысл, и он снова пробормотал их.

Может быть, эти слова всплыли потому, что прошлой ночью он видел сон об острове Мацусима.

Синго никогда в жизни не был на Мацусима и все же видел сон об этом острове, – утром это показалось ему удивительным.