Столыпинский проект. Почему не состоялась русская Вандея - [23]

На фоне таких настроений крестьянской массы столыпинская реформа была обречена, как только рухнула поддерживавшая ее власть.

Погромы зажиточных хуторян и отрубников, а заодно и винокуренного завода с повальной пьянкой и последовавшим пожаром, восстановление общины с постоянными переделами земли, конфискация помещичьих земель — таковы события восемнадцатого года в Старом Синдрове.

В Лохе происходило примерно то же самое. В мае семнадцатого года сельский сход, по инициативе вернувшихся фронтовиков, удалил из села трех священников за их монархические настроения. А в январе восемнадцатого года уездный съезд представителей волостей постановил конфисковать земли частных владельцев и помещиков.

Ну, а в Петрограде-то что? Там в мае семнадцатого собирается Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов, на котором на основе 242 постановлений сельских сходов вырабатывается Крестьянский наказ — документ, отражающий упования деревни. С удивительной последовательностью она выражала все ту же крестьянскую мечту, которая была отражена еще в документах Крестьянского союза в революцию 1905 года — изъятие земли из частной собственности, а стало быть, из товарного оборота и переход ее без всякого выкупа в общенародное достояние на началах уравнительного распределения по потребительской норме. В качестве мер переходного периода предлагалось, не дожидаясь Учредительного собрания, немедленно запретить все сделки с землей и отменить законы о выделе из общины, об укреплении надельной земли и об отрубных хозяйствах. И недаром Ленин, этот великий тактик в преследовании своей главной цели — захвате власти, понимая, что не пойти навстречу крестьянским чаяниям нельзя, положил один из разделов Крестьянского наказа в основу своего декрета „О земле“, принятого на следующий же день после октябрьского переворота.

И все пошло вспять — восстановление общины со всеми ее порядками — переделами земли, чересполосицей, властью сельского схода. Осередняченное село, разделив помещичьи, монастырские и другие частновладельческие земли, стало хозяйствовать так, как считало нужным — теми же архаичными и уравнительными методами вплоть до конца второго десятилетия двадцатого века, пока другой „великий тактик“ не затеял очередной утопический проект, заливший кровью и насилием сельскую Россию.

XIV. Загадки священной особы народа

Под занавес нашего разговора о столыпинском проекте зададимся вопросом, исчерпала ли себя община к началу двадцатого века, как объект реализации "базовых инстинктов" российского крестьянства? Думаю, что нет, судя по тому, как крестьянские массы препятствовали ее разрушению даже при условии низкой эффективности хозяйствования в тех условиях. Другой вопрос, почему именно такая форма коллективного существования была столь устойчива в сельской России на протяжении многих столетий. Объяснение этого явления трудными природными условиями при продвижении русских на северо-восток, когда только сообща можно было чего-либо добиться, не работает. Российский этнолог Светлана Владимировна Лурье, изучая жизнь финнов, находящихся примерно в таких же природных условиях, как и русские поселенцы, отмечает, что представители этой северной народности действовали всегда в одиночку, селились на новой земле лишь со своим семейством и в одиночестве вступали в борьбу с природой, какие бы трудности их ни подстерегали, предопределяя тем самым хуторскую систему расселения. Почему у двух географически близких народов столь разный подход к формам сельского существования? Лурье, будучи представителем науки, изучающей процессы формирования и развития различных этнических групп, на этот вопрос дать ответа не может.

Особа народа, говоря словами одного публициста начала прошлого века, священна, однако она не только священна, но еще и загадочна, и ответить на все подобного рода загадки не может даже и современная наука.