Столыпин - [8]

– Вам?.. Вам-то чего стыдиться?!

– Не спрашивайте… Больше ничего не спрашивайте. Зажигайте же свет! Хотя… погодите маленько, Петр, я прикроюсь.

За то время, пока он держал коробок со спичками, можно было сто раз прикрыться, закрыться, наглухо укрыться… но зачем теперь свеча? За окном уже светало. Набычившись за проклятым, опять восставшим Бисмарком, он все-таки примечал белизну постели, чуть позднее – и васильковой сини чепчик… Ах да, ведь и мать в чепчике спит! Это его как-то успокоило и даже подвигнуло на шутку:

– Вот теперь смогу похвастаться перед приятелями, как будил поутру одну… прекрасную…

– Перестаньте, Петр. Не будете вы хвастаться, а будете меня жалеть, как и ваш… как и мой… добрый папа́…

– Оля?.. – что-то хотел сказать он, но так и не сказал до самой остановки поезда.

Жалость, жгучая, стыдливая жалость, пришла позднее, когда он отвез Ольгу к одной из тетушек. Глаза у тетушки, не такой еще и старой, от удивления, возмущения, полнейшего непонимания готовы были выскочить из-под белесых немецких ресниц. В ней немецкая суть чувствовалась больше; тетушка и вообразить не могла, как это ее помолвленная, почти что уже обвенчанная, племянница возвращается после ночи с каким-то нахальным молодым человеком! Верно, Петр был молод, но неужели от смущения нахально улыбался, помогая Ольге в прихожей раздеваться? Она тоже не сразу нашлась, не зная, что делать. Отец с матерью оставались в Одессе, при всей ожидавшейся беде не могла же она ехать на петербургскую квартиру Столыпиных без Натальи Михайловны и… и без него, без НЕГО!

Все-таки выдержки ей было не занимать. Слегка поправив у зеркала волосы и не приглашая сопроводителя даже присесть, не говоря уже об утреннем кофе, она спокойно оповестила:

– Это младший брат Михаила.

Но и после того тетушка не пригласила его пройти дальше, тем более на чашечку кофе. Даже не спросила обыкновенного: как, мол, доехали?

Добропорядочность, ох уж эта немецкая добропорядочность!

Петр понятия не имел о происхождении этой тетушки, – может, она рязанская или владимирская, а то и вовсе из прибалтийского, чухонского племени. Если кого и интересовало это, так разве что Михаила…

Михаила?..

– Ольга Борисовна, я думаю, уже к вечеру вам нанесет визит Наталья Михайловна. Ежели паче чаяния… по болезни… немного задержится, я пришлю нашу горничную. – Он поклонился угловато, некстати чувствуя свой высокий рост, да еще перед махонькой тетушкой… и свое полнейшее неумение изъясняться в таком положении.

– Да, да, Петр Аркадьевич, – ответила церемонно и она. – Не утруждайте понапрасну Наталью Михайловну, довольно будет и горничной… если Михаил не сможет… если задержится в служебной поездке.

Она все-таки договорила до конца.

И он до конца выдержал взгляд, чухонской ли, рязанской ли, но не очень-то разговорчивой тетушки.

Сопроводитель?

Услужитель?

Или?

Да пусть эта тетушка думает все, что заблагорассудится! И хорошо, что не было утреннего кофе. И хорошо, что не было разговоров. Он спешил на петербургскую квартиру… но вначале к брату Александру, по-холостяцки живущему уже отдельно. Да, спешил. Не до разговоров за кофеем. Не до тетушек.

Ему нужны силы, большие силы, чтобы принять все неизбежное…

V

После похорон брата у него была одна-единственная мысль: надо найти князя Шаховского и всадить ему пулю в старую, глупую башку! Хотя князь был не так стар – лишь несколькими годами опередил Михаила, и не так глуп… если предпочел в это скверное время скрыться с глаз долой. В Швейцарию, Англию, Америку… или к черту лысому, в конце концов! Никто о том ничего не знал. Не найдя Шаховского в злачных местах Петербурга, то есть на балах, скачках, на сборищах новомодных масонов, в игорных домах, непременных маскерадах, – Петр приставил трех слуг к подъезду его дома, чтобы они попеременно следили за входом-выходом детально описанного господина. Петр прошедшей зимой и сам встречался с князем Шаховским, мог составить вполне полицейское описание. Напрасно! Слуги, как истые сыщики, всю дождливую осень мокли в соседних подворотнях, так что одного из них пришлось отправить в больницу. Не хватало на совести еще смерти! К счастью, слуга выкарабкался из тяжелейшей горячки, так что дело ограничилось пособием для лечения. Что касается князя, то Петр официально отправил на квартиру запечатанный пакет – с надеждой, что убийца когда-нибудь да объявится.

Дело было ясное, скандальное… и позорное, позорное для рода Столыпиных!

Младший брат ничего не знал, невеста по застенчивости не могла проговориться, но ловелас Шаховской – это не старикан Апухтин. Он буквально преследовал невесту, пока Михаил, готовясь к свадьбе, готовил, собственно, и домашний очаг для будущей хозяйки. Более того, ради салонного хвастовства Шаховской распускал такие слухи, которые меркли даже в горькой доле пушкинской Натали. Что было делать? Стреляться! Только стреляться.

Брат Александр рассказал, что, улучив момент на званом балу, Михаил не просто бросил перчатку – он влепил такую затрещину, что ухажер за чужими невестами отнюдь не по своей воле свалился в лихой мазурке. Сила у всех братьев Столыпиных была отменная. Но вот беда – все братья Столыпины стреляться, увы, не умели. Да, дети генерала чурались оружия…