Столкновение - [147]

– Вадим?! – Удивление Ирины можно было ощутить чуть ли не физически.

– Тсс! – Белов приложил палец к губам. – Кроме слова «да», ничего больше не желаю слышать.

– А-а-а, э-э-э…

– Я так понимаю, что ты согласна? Дорогая, открой бардачок.

Сухо щелкнула защелка, явив свету темное зево бардачка, в котором ласкала взор бархатная коробочка в форме сердечка. Внутренне трепеща и догадываясь, что там внутри, Ирина счастливо улыбнулась и осторожно прикоснулась к бордовой кнопочке. Пока пораженная женщина пялилась на обручальные кольца, Вадим выскользнул из машины и пристроился у открытого окна со стороны пассажира. По его сугубо личному мнению, над Хабаровском можно было взорвать атомную бомбу, да даже конец света остался бы незамеченным, настолько его половинка оказалась потеряна для мира.

Вадим, которого не оставляло дурное предчувствие, купил кольца в первый день, за час перед разговором с матерью. Было у парня чувство, что после встречи с ней желания ходить по магазинам совершенно не возникнет. В который раз он пошел на поводу у интуиции, каркающей над его головою черным вороном.

Грающая вестница не ошиблась. У матери его не ждали. Сначала Вадима промурыжили консьержка и охранник в холле подъезда. Кто, куда, зачем, к кому? Обозленный, он уже было вознамерился шарахнуть по въедливой парочке чем-нибудь вроде придуманного поттероманами конфудуса или придавить ментальным прессом, но, оценив внутренний резерв, решил поберечь нервы и не тратить ману на мелких церберчиков. Проблему разрешил охранник, не подозревавший о желании посетителя и тем самым избежавший серьезного стресса и нервного расстройства (конфудус имел некоторые побочные действия, сопряженные с психическими расстройствами), чоповец поднял трубку домофона и переговорил с хозяином квартиры, которую указал Белов.

– Проходите, – положив трубку, сказал охранник, – седьмой этаж.

– Спасибо, – ответил Вадим и, ерничая, добавил: – Знаю, после лифта налево, вторая дверь справа по коридору.

– Иди, грамотей, не заблудись, – пульнул парфянскую стрелу смурной цербер.

Нелюбимый пасынок нагрянул в неподходящее время, когда Наталья Михайловна привечала и потчевала Сергея Георгиевича и Валентину Петровну – любимых свекра со свекровью. Три поколения Ильиных благообразно и чинно вкушали посланные богом яства, мужчины – разбавляя их «беленькой» из запотевшего графинчика, даже младшему «понюхать» налили, а женщины – вишневым ликерчиком. Прислуга же тихо постукивала и позвякивала посудой на кухне. Наталья Михайловна могла себе позволить не колготиться у плиты, доходов от бизнеса хватало и на жизнь, и на симпатичную служанку, совмещавшую обязанности поварихи, уборщицы и любовницы мужа – Георгия Сергеевича. Мать давно загнала мужа под каблук, здраво рассудив, что в мужской природе кобелизм заложен с рождения, она предпочитала держать на контроле и этот немаловажный аспект личной жизни благоверного. Как истинный политик и управленец, она возглавила процесс, грозящий вырваться из-под надзора. Теперь Ильин-средний, находящийся в неведении о молчаливых соглашенях супруги и прислуги, «спускал пар» шифруясь, чем вызывал усмешку у своей законной половинки. Не остался без внимания и любимый сыночек, которому на шестнадцатилетие дед и мать «подарили» дорогую проститутку. Неча, мол, недорослю по подъездам да школьным и клубным туалетам с девками зажиматься, еще какую заразу на зад и перед накрутит или обрюхатит кого (разбирайся потом с этим), пущай яблочко плотского греха познается с профессионалкой своего дела. Деньги, в общем, те же, но на душе спокойней. В принципе Антон, вопреки статусу любимца, вырос неизбалованным; может, сказалась постоянная занятость в лицее, спортивной секции и школе танцев, когда времени на проказы и капризы не остается? Или повлиял жесткий характер матери, ежовые рукавицы которой не давали дернуться в сторону, или сказался негативный пример отца, превратившегося в тряпку? Так или иначе, но Антон и внешне и по характеру смахивал на жесткую помесь матери и деда – Сергея Георгиевича, со всеми их положительными и отрицательными сторонами. Целеустремленность брата мирно соседствовала с его недетской стервозностью. Возможно, бывший номенклатурный работник крайкома партии, вовремя сориентировавшийся в меняющихся реалиях позднего СССР и удачно пересевший из кресла партийного босса средней руки в кресло директора коммерческой торговой фирмы, разглядел в матери Вадима то, чего не смог найти в сыне. А именно – желание и умение достигать поставленной цели. В одном Наталья Михайловна подкачала – внешне Антон ничем не напоминал предков по ильинской линии, все же кровь Беловых пересилила, одарив парня чертами Михаила Пантелеевича. Внук был копией деда, только росточком недотягивал. В городе, как ни крути, – дурная экология.

Вадим подозревал, что будет не просто, но не ожидал, что окажется еще хуже. Роль незваного гостя и бедного родственника была ему не по душе. Попытка перенести визит ни к чему не привела. Ильин-старший, демонстративно глянув на мать, кашлянул. Сохраняя невозмутимое выражение лица (только пунцовая шея и красные кончики ушей указывали, сколько сил матери требуется, чтобы сохранить самообладание), Наталья Михайловна пригласила сына к столу, громко крикнув Верочке, чтобы та сервировала еще на одну персону. Вадиму больших трудов стоило установить непрошибаемый эмоциональный блок. Ему было вдвойне больнее ощущать неприкрытую неприязнь, зная, что она исходит от матери. Та не любила старшего сына и не скрывала своего чувства, для нее он был неприятным напоминанием и грязным пятном на репутации светской львицы. Нестираемая ошибка бурной молодости. Безразличие в эмофоне брата ничего не задевало в душе, так уж того воспитали, а вот любопытствующий интерес к его персоне, излучаемый патриархом семейства, оказался неожиданным сюрпризом. В интересе бывшего номенклатурщика сквозили странная нотка меркантильности и желание получить связи в определенных кругах (по крайней мере, Вадим так расшифровал букет эмоций Ильина). Старик оказался ох как непрост, что не могло не насторожить.