Столица - [89]

Ближе к утру начались состязания в борьбе: молодые люди скинули фраки, а стол, чтоб не мешал, разобрали на части и сдвинули как попало в угол, переколотив при этом чуть не всю посуду. В промежутках между раундами пили шампанское, с маху отбивая горлышки бутылок. Так продолжалось до четырех часов утра, когда большинство гостей оказалось лежащими вповалку на полу.

Домой Монтэгю ехал в одном кебе с пожилым господином, сидевшим за обедом рядом с ним; по дороге он спросил его: обычное ли это явление — такие попойки? В ответ его спутник — «стальной делец» с Запада — рассказал о нескольких оргиях, которых был свидетелем у себя на родине. Тот раз в театре с Зигфридом Харвеем Монтэгю видел одну очень известную актрису в музыкальной комедии, имевшей наибольший успех из. всех пьес, которые шли тогда в Нью-Йорке. Билеты на нее расхватывали за несколько недель вперед, и после утренних спектаклей вся улица перед актерским подъездом бывала забита народом, ожидавшим выхода этой актрисы. Она была гибка и грациозна, как пантера, и носила плотно облегающие платья, подчеркивавшие стройность ее форм. Казалось, пьеса, в которой она участвовала, была поставлена с единственной целью узнать, до каких пределов можно довести непристойность на сцене, не опасаясь вмешательства полиции. Спутник Монтэгю рассказал ему, как однажды эту самую актрису пригласили петь на банкете, устроенном магнатами одного могущественного треста; после полуночи она приехала в фешенебельнейший клуб города и спела свою излюбленную песенку «Не хотите ль поиграть со мной?» Подвыпившие магнаты поняли приглашение буквально, и в результате актриса бежала из комнаты в наполовину содранном с нее платье. Немного спустя один из администраторов треста вздумал разойтись с женой, чтобы жениться на какой-то хористке; и когда общественное негодование вынудило директоров попросить его подать в отставку, он ответил угрозой, что огласит происшествие на банкете!

На другой день, или, вернее, в то же утро, Монтэгю и Элис присутствовали на торжественном бракосочетании. Газеты единодушно провозгласили, что за текущую неделю это самое значительное событие светской жизни, и полдюжины полисменов насилу сдерживали запрудившую улицу толпу. Обряд венчания происходил в церкви св. Цецилии, и совершал его величественный епископ в пурпурно-багряном облачении. Внутрь храма допущены были только избранные; восхитительно одетые и причесанные, они источали смесь таких дивных благоуханий, с какими не сравнятся ароматы всех долин Аркадии. Жених, свежевыскобленный и напомаженный, выглядел красавцем, хотя и был слегка бледен; но при виде неприступно-важного шафера Монтэгю не мог сдержать улыбки, вспомнив, как несколько часов назад он же, шатаясь, брел пьяный, в разорванной на спине бледно-голубой рубашке.

К этому времен и семейство Монтэгю уже знало, кого им следует избегать. Миссис Элдридж-Дэвон, на недвижимостях которой не отражались последствия страховых передряг, милостиво приняла их под свое крылышко, и на следующее утро они имели удовольствие прочесть свои имена в списке присутствовавших на свадьбе, причем даже туалету Элис было посвящено несколько строк. Об Элис всегда упоминалось как об «известной мисс Монтэгю»; ей было очень приятно быть этой «мисс Монтэгю» и думать о множестве других мисс Монтэгю в городе, жаждавших такого же почета, но с пренебрежением оттесняемых газетными заметками на задний план. В «желтых» журналах появились подробные сообщения о приданом невесты, о полученных ею удивительных подарках и о блаженном медовом месяце, который она проведет в Средиземном море, на яхте своего мужа «Не будут ли только преследовать ее призраки прежних обитательниц этой яхты? — подумал Монтэгю.— И была бы она так же счастлива, знай она столько, сколько знает он?»

Банкет доставил ему обильную пищу для размышлений. Среди сведений, почерпнутых им из песенок, был намек на какие-то тайны Оливера, которыми тот не считал нужным делиться с братом. Содержать любовниц вошло, видимо, в обычай у «меньших братьев» богачей, как, впрочем, оно было в обычае и у большинства «братьев старших». Вскоре Монтэгю довелось взглянуть одним глазком на жизнь этого «полусвета». Однажды вечером ему случилось позвонить по делу некоему финансисту, с которым он был близко знаком,— человеку семейному и члену церковной общины. Монтэгю необходима была его подпись на ряде неотложных бумаг, спешно отправлявшихся с пароходом, и секретарь этого важного лица ответил Монтэгю, что постарается его разыскать. Минуты через две секретарь позвонил и спросил, не будет ли Монтэгю добр поехать по такому-то адресу в центре города, недалеко от Риверсайд-Драйв; Монтэгю отправился и нашел своего знакомого в компании нескольких столь же видных деловых людей, занятым в гостиной приятным разговором с одной из обаятельнейших женщин, каких когда-либо встречал Монтэгю. Прелестная внешне, она, кроме того, принадлежала к тем немногочисленным жительницам Нью-Йорка, беседа с которыми могла доставить удовольствие. Монтэгю провел у нее очаровательный вечер и, прощаясь, сказал, что очень хотел бы познакомить с ней свою кузину Элис. Но тут он заметил, что она слегка покраснела и смутилась. Потом к своему ужасу Монтэгю узнал, что эта милая, красивая женщина не принята в обществе.