Столица - [88]

Один случай особенно заинтересовал его, ибо он увидел в нем зловещее подтверждение мрачных предсказаний Оливера. Его посетил пожилой джентльмен, благородство и утонченность обращения которого располагали к себе с первого взгляда, и рассказал совершенно потрясающую историю. Лет пять-шесть назад он изобрел аккумуляторную батарею, наиболее эффективную из всех существующих. Для производства этих батарей он организовал компанию с капиталом в три миллиона долларов и, выговорив для себя за свой патент треть дохода, сделался ее директором. Через некоторое время группа лип, намеревавшихся основать автомобильный завод, предложила ему заключить соглашение, которое давало бы им исключительное право на пользование его батареями. Но изобретатель не пожелал иметь дела с этими людьми — это были транспортные и газовые магнаты, недобросовестность которых была широко известна. Он отклонил их предложение и вместо этого решил создать собственную автомобильную компанию. Только успел изобретатель приступить к этому, как стало известно, что его враги предприняли ряд мер с целью присвоить его изобретение. Между тем друг изобретателя, владелец другой трети доходов, заложил свои акции, чтобы помочь ему в организации новой компании, а тут банк вдруг присылает требование на дополнительное обеспечение, и тому приходится продать свою часть акций. На ближайшем собрании акционеров обнаружилось, что эта часть уже приобретена их врагами, равно как и акции, находившиеся в свободной продаже; так мало-помалу враги стали забирать компанию в свои руки и, вытеснив его окончательно с поста директора, заключили контракт со своим собственным автомобильным заводом на поставку батарей, причем по такой низкой цене, что предпринимателям не оставалось вообще никакой прибыли! В результате за два года изобретатель не получил и доллара дивиденда со своих стоящих миллион долларов акций; и в довершение всего враждебная компания отказалась продавать батареи принадлежавшему изобретателю автомобильному заводу, который пришлось закрыть, в результате чего и его друг также потерпел банкротство!

Монтэгю тщательно обследовал дело и убедился, что все это правда. Особенно пикантным показалось ему то обстоятельство, что некоторых из этих грабителей с большой дороги он сам встречал в свете; с сыном и наследником одного из них он близко познакомился у Зигфрида Харвея. Этот представитель золотой молодежи через несколько дней собирался жениться, и в газетах сообщалось, что свекор преподнес невестке чек на миллион долларов. Монтэгю пришло на ум: уж не тот ли это миллион, который он украл у его клиента?

Накануне свадьбы в «Клубе миллионеров» должен был состояться «мальчишник», и Монтэгю с Оливером были оба на него приглашены. Но Монтэгю решил взяться за этот процесс и потому счел нужным съездить к брату и предупредить его, что хотел бы отказаться от приглашения; однако Оливер, к которому с каждым днем возвращалась его прежняя самоуверенность, заявил, что сейчас более чем когда-либо важно — если не лично для Монтэгю, то во всяком случае для Элис,— чтобы он твердо стоял на своих позициях и не избегал встреч с противниками. Таким образом, Монтэгю попал-таки на этот «мальчишник» и с головой окунулся в атмосферу краденых миллионов.

Поначалу все выглядело чудесно: большой, роскошно убранный отдельный кабинет, струнный оркестр, скрытый в беседке из живых растений. Но повсюду стояли коктейли — даже на буфете у самых дверей, и к тому времени, когда подали кофе, гости были уже пьяны, весело шумели и после каждого тоста бросали через плечо бокалы. Суть «мальчишника» заключалась в прощании с былой свободой и друзьями-собутыльниками, и потому на этот случай были сложены сентиментально-комические песенки, которые присутствующие встречали дружными взрывами хохота.

Внимательно вслушиваясь и читая между строк, можно было восстановить по этим песенкам картину бурных похождений молодого хозяина. О чем только в них ни поминалось: и о каком-то доме в Вест-Сайде, и о яхте, на которой во всех частях света происходили оргии; и про летнюю ночь в нью-портовской гавани, когда кому-то пришла в голову счастливая мысль замораживать золотые монеты в кусочках льда и спускать их за шиворот девицам! Пелось в них и о банкете в таинственном нью-йоркском ателье художника, где был подан гигантский пирог, из которого вдруг выскочила полуголая красавица с порхавшей вокруг нее стайкой канареек! И про некую мамзель, имевшую обыкновение танцевать во время ужина на столе в прозрачных одеждах; как явствовало из песенок, эта мамзель, напившись однажды после театра, разгромила известный ресторан на Бродвее. И про кузена из Чикаго, специалиста по ресторанным дебошам, юного повесу, купавшего своих любовниц в шампанском. Видимо, в городе существовало множество таких злачных местечек — частных клубов и студий художников,— где постоянно происходили подобные оргии; проскальзывали намеки и на какую-то башню, но Монтэгю не понял их. Многое, однако, пояснил ему пожилой господин, сидевший от него справа и остававшийся трезвым, сколько бы он ни пил. Между прочим, он всерьез рекомендовал Монтэгю сойтись с одной из любовниц их молодого амфитриона, «умопомрачительной» дамочкой, которая как раз сейчас ищет нового покровителя.