Стоим на страже - [88]

Лебедев, как и следовало того ожидать, не придал этому никакого значения. Он слишком хорошо знал свою жену, ее все еще по-девичьи пылкую любовь к нему и целиком доверял ей. К тому же он неплохо узнал и Масловского, с которым служба вплотную столкнула его во время карантина, и, веря своему опыту разбираться в людях, составил о нем мнение, как о человеке легкомысленном, изрядном пустозвоне, хотя и неплохом специалисте.

Но Люду такая реакция мужа почему-то задела. Уязвленная, она сама не раз заводила разговор на эту тему, словно намеренно пытаясь обострить ситуацию. И вот вчера был, как говорится, финал.

— Нет, нет и нет, — с обидой твердила она. — Ты поверил этой сплетне. Я же вижу, не слепая…

Лебедев сидел в кресле у торшера и пытался сосредоточиться над раскрытой книгой. Его не то чтобы не раздражал этот разговор, но и не глубоко трогал, поскольку и раньше случалось так, что Люда устраивала ему небольшие «сцены» по поводу того, что он якобы охладел к ней и старается больше проводить времени на своем корабле, нежели в ее обществе. Он не обижался и не осуждал ее, понимал, как ей одиноко и тоскливо здесь, когда он все в море и в море. И в то же время не настаивал, чтобы у них наконец появился ребенок, зная ее страстное желание непременно закончить сначала институт.

— …Поверил и великодушно простил мне это, да? — продолжала Люда свой монолог, пытаясь вывести из равновесия мужа. — Только не нужно мне твоего прощения, как подаяния, понял?

Лебедев оторвался от книги и посмотрел на жену тем спокойным, испытывающим взглядом, который всегда действовал на нее гипнотически, хотела она того или нет.

— Знаешь, — сказал он спокойно, но твердо, — делай так, как решила. Хочешь уехать — так и скажи. Сплетни тут ни при чем. Точнее, предлог. Для тебя. Для меня — это пустой звук. Ты знаешь…

Сам же Лебедев знал, что истинная причина их конфликта назревала давно, из глубины и совсем по другому поводу…

Наблюдая теперь, как Лебедев искал в темноте свой портфель, Люда с чувством неутоленной обиды и скверным осадком от вчерашнего разговора думала о том, что Лебедев вновь, как и прежде, оказался и благородней, и сдержанней, а она снова опустилась до «кухонного» диалога, который сама же всегда осуждала в поведении знакомых ей женщин, которые мелко, а главное, необоснованно придирались к своим благоверным.

— Зажги свет. Я не сплю, — сказала она.

Свет торшера высветил первобытный хаос в их квартире, частично саму Люду, возлежавшую на персональном диване, и злополучный портфель, оттиснутый в самый угол комнаты.

Лебедев схватил портфель, проверил его содержимое, взглянул на часы и стал одеваться.

Он снова спешил на свой корабль, снова на свой «Опал». О, как она ревновала его к этому стальному чудовищу! Гораздо сильнее, чем к любой женщине, которая обращала на него внимание. А он умел быть и галантным, и веселым, и щедрым, и остроумным. Она это знала не хуже других, недаром же их дом всегда открыт для гостей.

А еще он был лучшим командиром в части. И корабль его тоже был лучшим. Вот уже три года подряд. И Люда понимала, что это не приходит само собой, а требует больших усилий, адского терпения, самоотдачи, времени, таланта, наконец. И все это он щедро отдавал своему кораблю. Конечно, и ей тоже, но кораблю больше.

Сама человек незаурядный, она ревновала его не только к кораблю, но и к его успеху. Ей казалось, что стремительно шагая вверх по служебной лестнице, он так же стремительно удаляется и от нее. Иногда ей даже приходило в голову, что было бы гораздо лучше, а главное спокойней для нее, если бы он не был первым. И она даже тайно желала, чтобы у него на корабле что-нибудь случилось, не очень серьезное, но ЧП. Но, к счастью для корабля, ничего не случалось, и Лебедев продолжал быть первым.

И тогда Люда стала одержима другой идеей. Она решила для себя: он — лучший командир, она — должна быть лучшей из жен. Самой-самой. Красивой, веселой, талантливой, умной. Благо, все это было, как говорится, при ней. Надо было только приложить немного усилий. И она приложила. Первым делом она серьезно взялась за гарнизонную самодеятельность и вскоре подняла ее на небывалую высоту — стали лауреатами областного смотра. Потом списалась с какими-то шефскими организациями в Москве, и их библиотека пополнилась интересным книжным фондом. Кончилось все тем, что она сама основательно засела за книги по кино и киноведению. Писала рефераты, печатала рецензии на фильмы в газетах, а осенью укатила в Москву и поступила в киноинститут на заочное отделение киноведческого факультета. Приехала радостная, гордая, ошалевшая от успеха. Было это два года назад…

Заметив, что он уже у порога и застегивает штормкуртку, она окликнула его:

— Так ничего и не скажешь на прощанье?

Он подошел к дивану, склонился над ней, поцеловал в щеку, прикоснулся своей широкой теплой ладонью к ее руке, лежавшей поверх одеяла, и выпрямился:

— Прощай. Счастливой дороги.

И быстро, не оглядываясь, вышел, крепко, по-хозяйски притворив за собой дверь.

2

Он спускался в невидимой кромешной тьме, по осязаемо знакомой каждой своей неровностью тропинке с сопки, куда на безопасную высоту был вознесен на случай цунами их жилой поселок, вниз к штабу и пирсу, у стенки которого отдыхали корабли. Он чувствовал знакомое дыхание моря, хотя оно и было далеко внизу, и угадывал привычное очертание бухты, хотя по-прежнему ничего нельзя было разглядеть и в двух шагах, а по направлению и силе ветра он мог безошибочно судить, каким фарватером следует выходить сейчас из бухты и какое волнение моря в баллах. Все это он фиксировал автоматически, потому что мысли его были заняты другим. Чувство горечи не покидало-его ни на секунду, потому как он не только был привязан к жене, он любил ее, может, с годами даже и больше, и сильнее. Хотя и не выражал открыто, напоказ, как нередко делают другие, демонстрируя свою верность, а оказавшись где-нибудь в командировке, первыми же смотрят на сторону. Лебедев был однолюб. Хотя, впрочем, нет. Еще он любил море и свой корабль и без этого не представлял своей жизни. Но и без Люды он жизни своей не представлял. Он знал ее сильный, решительный характер и не питал надежд, что, вернувшись, отыщет ее в своей квартире. И хотя подспудно его занимали сейчас и предстоящий выход в море, и боевая задача, которую уготовила людям эта ночь, невольно он вновь и вновь возвращался мыслями к жене и пытался понять, почему все так случилось и когда это началось?..